— Фортис, — повторяет она, широко распахнув глаза. — Какое смешное имя. И они тебя именно так зовут?
Фортис кивает — почти застенчиво. Я заинтригована. Ни единого грубого слова не срывается с губ. Никогда не видела, чтобы он вот так себя вел.
Будто впервые не знает, что сказать.
Будто готов потерять сознание, если увидит еще что-то неожиданное. Вот уж не похоже на него, думаю я.
— Я поиграю с птицами? — спрашивает Воробей, глядя на меня снизу вверх.
— Конечно, — отвечаю я и смотрю, как она бежит через вымощенный камнем двор, гоняясь за своими тезками.
— Перестань таращиться на нее так, словно она какая-нибудь лабораторная крыса, — говорю я Фортису, когда Воробей убегает достаточно далеко и не может нас слышать. — Она просто ребенок!
Фортис серьезен.
— Ты не понимаешь. Пятая не какой-нибудь там ребенок, Дол. Не просто ребенок. Не такая, как все вы. — Голос Фортиса звучит почти мрачно. — Во всяком случае, она не должна была существовать.
— Так почему тогда существует? — Я произношу эти слова, но совсем не уверена, что хочу знать ответ. — И какой она замышлялась?
Фортис прислоняется к белой оштукатуренной стене храма:
— Простыми словами? Душа мира. Человечность в самом базовом генетическом смысле.
Фортис никогда прежде не был со мной так откровенен. Ни с кем из нас. Он никогда не признавался, что знает о нас так много.