Она снова смотрит на небо и на этот раз поднимает обе руки высоко над головой, ладонями к небесам.
И закрывает глаза.
И тут же, как по команде, тысячи птиц — десятки тысяч — взлетают над зарослями джунглей, щебеча, и поднимаются все выше, и парят в начинающем розоветь предрассветном небе.
Птицы.
Настоящие, живые птицы.
Они куда больше, чем просто надежда.
Они непостижимы. Они безудержны. Крылья хлопают, сердца бьются, они такие же живые, как сама жизнь.
Я наблюдаю за ними из открытых дверей храма. Моя улыбка бесконечно широка, она переходит в смех. Воробей в ответ улыбается мне, но она ни на секунду не сводит глаз с птиц.
Местные жители вокруг ритмично напевают что-то. Они напевают и плачут, но не умолкают. Они не знают, что происходит или почему, но они точно так же не хотят, чтобы это прекратилось, как и мы.
И мы смотрим и смотрим, а птицы чирикают, и поют, и перекликаются друг с другом, пока все небо не наполняется шумом, а заодно и перьями. Это куда величественнее того, что когда-либо мог описать мне падре.
Я думаю, что вижу сейчас то, что видели мои родители.