Такова была сила человека, создавшего новый культ. Таково было его могущество. Тогда как он позволяет сомневаться в своей вере? Почему надежда и непоколебимая решимость обращаются в дурные предчувствия и грызущую тоску?

Воины Похода окликнули его, как всегда, когда он шел по внутренним проходам в лагере, но на этот раз он не ответил на их приветствия. Пройас буквально сбил с ног лорда Кураса Нантиллу, генерала сенгемийцев, на входе в Амбилику, настолько глубоко задумался. Вместо извинения он сжал ему плечо.

Наконец равнины отступили. И Великий Поход, итог его надежд и нелегкого труда, наконец-то ступил на легендарные земли, о которых говорилось в Святых Сагах. Наконец они вошли в тень мерзостного Голготтерата – Голготтерата!

После всех пережитых опасностей и лишений наступило время ликования. Ибо кто во всем мире мог бы противостоять мощи Анасуримбора Келлхуса?

Никто.

Даже мертвый Консульт в Мог-Фарау.

Тогда почему так колотится сердце?

Он решил задать этот вопрос. Решил забыть о собственной гордости и обнаружить все свои опасения…

Решил спросить Пророка, как он сам мог сомневаться в нем?

Но на этот раз аспект-император был в своей комнате не один. Он стоял, раскинув руки в стороны, пока два раба хлопотали вокруг него, одевая в пышные церемониальные одежды: костюм короля-завоевателя народа кетья из глубокой древности. Он состоял из длинной накидки, которая была завязана у щиколоток. Золотые наручи доспеха охватывали его предплечья, соответствуя таким же на голенях. На латах, прикрывающих грудь, поблескивали стоящие друг против друга киранейские львы. Высокий, сияющий, он будто сошел с древнего рельефа, если не считать двух голов демонов, висящих у него на поясе…

– Ты чем-то обеспокоен, – сказал Келлхус, широко улыбнувшись экзальт-генералу. – При всех своих стремлениях, при всей своей верности, ты остаешься прагматиком, Пройас.

Рабы продолжали свою бесшумную работу, затягивая ремни и шнурки. Аспект-император оглядел свой наряд, словно предлагая самого себя в качестве ничтожного образца.

– У тебя не хватает терпения овладеть инструментами, которыми ты не в состоянии немедленно воспользоваться.

Когда Пройас был ребенком, одной из его обязанностей было нести шлейф матери на публичных церемониях. Он запомнил из этого фарса только то, что все время наступал на длинный шлейф, спотыкался, сжимал его в руках, а он то и дело выскальзывал, потом снова ковылял следом за ним, а весь конриянский двор ревел от хохота вокруг него. И Келлхус также всеми возможными способами заставлял его чувствовать себя дураком, вечно спешащим вдогонку, вечно оступающимся…