— Так, — признал Агроном. А что ему ещё оставалось?

— Почему же ты его не расстрелял?

— Потому что… потому…

Степан Захаров Кочерга, «мирная» голова Остополя, составляющий прекрасную пару боевому Агроному, был старым, верным и очень близким другом Андрюхи, можно сказать — названым братом, и потому мог позволить себе в разговоре абсолютно любой тон. Но не позволял, потому что уважал. И сейчас Захаров выражал не недовольство, а искреннее недоумение, поскольку для Степана, как для любого нормального обитателя Зандра, жизнь падальщика, а уж тем более — жизнь главаря падальщиков, — означала смерть.

«Падла должен сдохнуть». Эту аксиому люди усвоили крепко, так уж получилось. И Агроном, в принципе, не имел ничего против, регулярно претворяя этот лозунг в жизнь, точнее, опять же — в смерть.

Но не сегодня.

— В историю Флегетона мне верится больше, чем в рассказ Цунюка, — поморщился Андрюха.

— Кролика мы знаем три года, — напомнил Кочерга.

— И знаем, что он легко мог решиться убить апостола, чтобы завладеть ЗСК, — хмыкнул Агроном.

— Мог.

— Вот именно.

— Но Кролик — мог, а твой якобы апостол даже не скрывает, что он — падальщик, — перешёл в наступление Степан. — Он открыто признал себя убийцей, мародёром и грабителем.

— А ведь это странно, не так ли? — заметил Андрюха. — По идее, он должен был отнекиваться до последнего.

— Жмых его опознал.

— На основании трёх старых шрамов, о которых Жмых только слышал и никогда не видел.

— Три Пореза — известный бандит.

— Мало ли у кого могло оказаться три полосы на шее?

— К чему ты клонишь?

— Мне кажется, — медленно произнёс Агроном, — что он теперь действительно апостол.

Кочерга крякнул.