Порывы ветра сотрясали утлую воздушную машину. Лицо холодили струйки пахнущего железом прохладного воздуха, но Бруку было тепло и уютно. Он откинулся на мягкий подголовник и закрыл глаза под бормотание старшего медицинской бригады, который устроился на откидной скамейке из нейлоновых полос рядом с бортовым стрелком и вел переговоры с базой.

Голос медика звучал ровно и безразлично: «Три девять шесть, отелю-восемь, докладываю, погрузка, э-э-э, двадцать три ноль восемь, повторяю: два три ноль восемь, квадрат ноль семь дробь один один. Две единицы ричи-нина-санта. Никак нет. Повторяю: два ричи-нина-санта…»

Брук уже оправился от потрясения, которое испытал, когда машина оторвалась от земли и унесла его прочь из лагеря. Монотонный голос медика убаюкивал, он все бормотал и бормотал, словно читал бесконечную молитву: «Травматическая ампутация обеих ног ниже колена, прием. Так точно, обеих. Один сидячий, ранения головы. Никак нет, по последнему. Сейчас уточню».

— Эй, на палубе! — крикнул он, обернувшись. — Что там со вторым?

— Осколочные в голову, — не поворачивая головы, отозвался один из санитаров. — Прыгающая мина.

— Три девять шесть — отелю-восемь, — снова заговорил старший команды. — Есть по последнему. Мина-ловушка, легкие осколочные в голову, предположительно контузия, общее состояние удовлетворительное…

Под это бормотание Брук и заснул. Во сне ему явилась тетя Агата, которая почему-то орала на него голосом Вирона. Жилы на ее тонкой шее вздулись от напряжения, словно канаты.

— Куда это ты собрался, чертов крестьянин? — вопила она. — Знаешь, что я с тобой сделаю? На куски тебя порвать, и то мало!..

Ее сменила Марина в комбинезоне пилота менгенских ВВС. Широко размахнувшись, она швырнула оторванную ногу Глазера в искусственный пруд, и лебеди-утилизаторы кинулись в драку за право сожрать щедрое подношение.

— Ну? — подбоченясь, спросила Марина. — Видишь, во что ты вляпался? А ведь я тебя предупреждала — надо было идти во Флот!

Потом машину тряхнуло, и он открыл глаза. На мгновение его охватила паника. Он не понимал, где он, как сюда попал и куда его везут. Пахло холодным железом, потом и лекарствами, лицо горело, все вокруг плыло и покачивалось, в красной мгле вырисовывались неясные силуэты, а над самым ухом, обдавая его теплом дыхания, что-то настойчиво повторял незнакомый голос.

Брук поднял руку и протер глаза — он сидел в глубоком кресле внутри воздушной машины, которая закладывала вираж перед посадкой на авиабазу. Рука его коснулась повязки на голове, и события прошедшего дня всплыли в памяти.