Невидимая для простого зрения, Лиша пошла через лагерь к палатке Рожера. Шарумы-часовые ее не заметили. Она и сама толком не знала, как поступит. Даже если войдет и ляжет с ним, ей вряд ли хватит выдержки обнаружить себя, как научила мать. А если нет, какой в этом смысл?

Она глубоко вздохнула и решилась, потянулась к пологу. Ее остановил донесшийся изнутри густой бас:

– Мадам, дальше так не годится. Это нехорошо.

– Ты не был против, когда я учила тебя, что и куда пихать, а твой папаша дрых в десяти шагах, – отозвалась Элона. – Почему же теперь вдруг стало нехорошо?

Послышалась возня, и Гаред застонал.

– В последний раз, – обещала Элона. – Чтобы не забывал меня.

– Нас застукают, – ответил тот, но шорох возобновился, и на этот раз застонала она.

– До сих пор не застукали, – выдохнула Элона.

Последовали ритмичные шлепки, и Лишу замутило. Она откинула полог, ворвалась внутрь и распахнула шаль. Элона обхватила Гареда за шею, а он держал ее на весу, задрав до пояса юбки. Его собственные штаны съехали на лодыжки.

– Вот ты и дождалась, – сказала Лиша.

– Ночь! – вскрикнул Гаред и уронил Элону, та вскрикнула, ударившись голым задом о жесткий матерчатый пол палатки.

Лиша уперла руки в боки:

– Каждый раз, когда я думаю, мама, что ниже ты уже не опустишься, тебе удается найти омут поглубже.

– Чья бы мычала… – пробормотала Элона, встала и оправила юбки.

Гаред успел натянуть штаны и теперь пытался затолкать в них полустоячий член. Пустая затея.

– Когда я расскажу папе… – начала Лиша.

– Не расскажешь, – оборвала ее Элона. – Если не потому, что сжалишься над несчастным отцом, то из-за клятвы травницы.

– Травница тут ни при чем.

– Травница всегда при чем, когда на ней фартук! – парировала Элона. – Разве Вруна трепалась о поселковых интрижках? Уверяю тебя, она знала обо всем.

Она скосила глаза к носу.