– Значит, остался еще один выход, последний.

Лиша увидела на лице матери торжествующую улыбку.

– Мама…

Элона вскинула руки:

– Ты запретила упоминать его имя, и я не буду, но хорошенько подумай. Он силен как бык и храбрее всех мужчин Лощины. Когда нет Меченого, лесорубы слушают только его. И он любит тебя. Всегда любил на свой неотесанный лад. И мозг у него с горошину. Через такого ты будешь править Лощиной.

«Миллион», – подумала Лиша и повернулась, чтобы взглянуть на фиал.

У нее упало сердце.

Пригоршня трав, заваренных в крутом кипятке, успокоила желудок, но пульсирующая головная боль не прошла, что бы ни принимала Лиша. Наконец они с Элоной вышли из комнаты и обнаружили Гареда, Уонду и Эрни в пивном зале – те уже прикончили кашу и ждали за пустыми тарелками.

Шамавах ругалась с трактирщиком. Как обычно, она нашла изъяны во всем, а Сим, судя по его позе, готовился согласиться на ее цену – только бы убралась.

Не сводя с него взгляда, Шамавах показала пальцем, и даль’тинг в черном шагнула к Лише, чтобы забрать ее багаж. В другой бы раз Лиша воспротивилась, но сейчас была измучена, у нее болела голова и подгибались колени. Ей поставили тарелку, но она отказалась, с нетерпением ожидая отбытия. Все, чего она хотела, – сесть в карету и остаться наедине с собой.

Сказать по правде, никто и не был расположен к беседам. Присутствующие неловко глазели по сторонам, тогда как Шамавах распекала Сима за вполне приемлемые услуги. Это длилось и длилось, пока Лише не захотелось взвыть.

– Ночь, да заплати ты ему! – гаркнула она. – Комнаты были отличные!

Все подскочили.

Шамавах поклонилась:

– Как пожелает суженая.

Скупые слова. Она быстро отсчитала монеты, и собравшиеся тронулись в путь. Энкидо, что стоял на верху лестницы, постучал в дверь, и появились Аманвах, Сиквах и Рожер.

Жены Рожера спустились по ступеням и вышли за порог, при этом они ни на шаг не отступали от мужа – держались подле него, как телохранители, и сверкали глазами, словно подстрекали Лишу приблизиться.

Но у нее не было ни малейшего желания подойти. Прошлым вечером маятник качнулся столько раз, что она уже плохо помнила, кто на кого и за что разгневался. Ей не терпелось попасть в карету.

Дневной свет стал невыносим из-за головной боли. От крытого крыльца до кареты – несколько шагов, но Лише почудилось, что она очутилась под палящим солнцем на растресканном грунте красийской пустыни, какой ее описывал Ахман. Оказавшись внутри, она задернула шторки.