Это было немыслимо. Неслыханно.

И тем не менее наступил Ущерб, а кости сказали, что Ахман встретится с завеном. Может, землепашец убил его? А вдруг они имели в виду не землепашца? Что, если Алагай Ка и впрямь поднялся из бездны, а Ахман в этот миг стоит перед ним? Готов ли он, если сегодня началась Шарак Ка?

Наутро показалось, что так и есть, и Ахман был готов. Скальный демон снес большие врата, перебил десятки воинов и расчистил путь для сотен алагай. В истории Копья Пустыни такого еще не случалось; размах катастрофы был столь велик, что у самых отважных стыла в жилах кровь.

Но Ахман отбил нападение, запечатал врата и спас бессчетное количество воинов. На пару с землепашцем он схватился со скальным демоном на полу Лабиринта и запер его для солнца. Но тому повезло, и он сбежал.

Однако цена оказалась высока. За ночь полегло свыше трети красийских воинов, а демон, как выяснилось, был личным врагом землепашца. Андрах потребовал его смерти, и Ахман поставил на кон свою репутацию в открытом противостоянии с вождем, назвал землепашца Пар’чином, смелым чужестранцем. Северянин спасся, а Ахман сохранил голову на плечах только благодаря широкой поддержке шарумов и главных дама.

– Мне нужно добыть еще крови Пар’чина, – сказала Инэвера.

– Запросто! – рассмеялся Ахман. – Пар’чин часто проливает кровь в Лабиринте, но это всегда обходится дорого алагай.

На следующий раз он принес ей тряпку, так щедро пропитанную кровью землепашца, что хватило на целый фиал. Инэвера прикрепила к многослойному темному донышку частицу хора и поставила холодовую метку, чтобы сохранить содержимое.

В ночь, когда Пар’чин принес Копье, Инэвера лично подала ему чай. Ахман не поверил глазам, но ей хотелось подобраться к древней вещи как можно ближе. Землепашец ничего не сказал о происхождении Копья изумленным шарумам, но Ахману признался, что нашел его в развалинах священного города Анох-Сан.

Тяжелые шторы трапезной задернули наглухо, а Инэвера надела меченый браслет. С тех пор как она в последний раз подавала чай, прошли годы, но отточенный ритуал впечатался ей в память еще в бытность най’дама’тинг, и она смогла сосредоточиться на Копье. В свете Эверама оно сверкало, как солнце, – мощь, возможная лишь при сердцевине из демоновой кости. Красота сотен взаимосвязанных меток неописуема, а такого металла Инэвера в жизни не видела.

– Это честь для меня, дама’тинг, – произнес Пар’чин, когда она нагнулась, чтобы наполнить его чашку.

Его красийский был безупречен, манеры безукоризненны. В улыбке не таилось коварства. Либо он заправский вор и мастер лицедейства, либо не знает, как поступает ее народ с осквернителями гробниц.