— Хватит языком молоть. Пошли, пока пропускают.

Между притихших зверей, между валунов и хрустких обломков, между теней и отблесков, шаг за шагом.

— Не бойся, Туран ДжуШен, — сказала Элья, помогая перебраться через завал. — Я… Мы тоже простили тебя.

Каменные стены больше не давили на людей. Впереди был свет.

Ящерам нравилось наблюдать. В округе нашлось немало мест, откуда было видно, как рвут друг друга человечьи стаи. Как, спустя несколько лет, пришедшие издалека и пахнущие солью, поджигают душное каменное гнездо. И как еще через столько же совсем другие отстраивают его, подгоняя кнутами серошкурых людей-мотыльков. Как огромные стальные звери замирают на полях, словно обессилев от голода, и со временем превращаются в скелеты, обглоданные ловкими человеками с крючьями и лестницами…

Ящерам было хорошо вдвоем до очередного снега и холода, который погрузил обоих в сон. Весной проснулся лишь один. Он не бросил подругу, ставшую не-живой по-настоящему. Он звал её, грел, прижимаясь к железному телу, и вылизывал потухшее брюхо. Носил еду и рассказывал о мире, где стало по-другому дышаться.

И все чаще смотрел в ту сторону, куда много лет назад ушли пятеро, одинаково перемазанные смертью и жизнью.

Эпилог

Эпилог

— Я все еще жив.

Говорить трудно — беззубый стариковский рот не приспособлен для долгих речей.

Мой единственный спутник, столь же разбитый временем, подслеповато зашарил по котомке, из которой среди прочего торчал угол деревянной обкладки. Единственный экземпляр, полагаю.

Усевшись на длинный камень, я с наслаждением вытянул ноги: тонкие сухие ходули в чулках обожженной кожи и пыли. Память.

— Я бы хотел прочесть ему свою книгу, — произнес мой спутник.

— Думаю, он был бы рад, Звяр.

Совсем плох стал старик — пальцами видит лучше, чем глазами. Куда уж тут читать? Впрочем, Звяр помнил свой текст наизусть.

— Я даже не знаю его имени.

— Это не важно. Такой человек наверняка нашел свой Белый Город. Или построил его.

Звяр кивнул. Скорее, собственным мыслям, чем мне.