Я закричал, ударил Тёмного, протянул руку Светлому и поднял его, почти задохнувшегося; потом я шёл по пустым улицам, заваленным башмаками и оторванными пуговицами, залитым кровью и слезами, я искал ту девочку, искал её глаза – и не находил; мрачные люди в шинелях зачищали улицы, не оставляя следов, как будто это что-то решало, как будто если вымыть с шампунем, отскрести напильниками, разбить ломами, заменить асфальт на плитку, залить всё напалмом – можно очистить землю, в которую уже впитались страх, кровь и боль. Впитались навсегда.

Я очнулся на перекрёстке Самотёчной и Делегатской. Наручников на мне уже не было, наверное, я их всё-таки сгрыз. Улицу зачистили, осталась лишь шапка с оторванным ухом и плащ, непонятно как тут оказавшийся; плащ был светлый, не по сезону, и неожиданно чистый, будто к нему не липли ни грязь, ни кровь; я содрал с себя чёрный ватник с номером и надел плащ, чтобы не снимать никогда.

Никогда.

Сказка про бескрылого птенца

Голубица вздохнула:

– Это невозможно! У меня послеродовая депрессия, я неимоверно вымоталась, сижу тут, толстею, а ты только знаешь, что порхать.

Папа-голубь вжал голову в плечи и забормотал:

– Милая, какое там порхать, ведь это гнездо строил я…

– Подумаешь, заработался он, натаскал щепок из хлама, – перебила голубица. – У других мужья как мужья, погляди хотя бы на скворца: гладкие дощечки, евроремонт, сухо и тепло. А ты накидал прутиков кое-как, ворковал-ворковал, задурил голову совсем. Говорила мне мама, а я, дура наивная, не слушала. Значит так, я полечу, развеюсь, разомну крылышки, а ты посиди вместо меня, тогда, быть может, поймёшь, какова она, женская доля. Да будь бдительным! Кукушки так и снуют, подкинут ещё дрянь какую.

Папа-голубь пересчитал яйца: их было три красивых, белых и одно пёстренькое, маленькое, неказистое; папа-голубь заранее пожалел это яйцо и полюбил больше других. И когда пел песню будто бы для всех, про себя знал, что обращается в первую очередь к пёстренькому:

Шло время, голубица вновь сидела в гнезде, а папа добывал пищу, прилетал, кормил супругу и сидел рядом, переживал. Голубица ворчала:

– Специально этих червяков приволок, не мог чего-нибудь диетического достать? Скажи честно, я толстая?

– Нет, нисколько.

– Значит, тощая, да? Как цапля, да? Умеешь до слёз довести, козёл!