– Вот дорвался до бесплатного, давай прервёмся на минутку. Хочешь бутерброд?

– О, бутик! С ветчиной, м-м-м.

– Это вряд ли, но где-то был кусочек сыра, не до смерти засохшего. Где мой халат?

Скрипнула дверь, вошла Настя в пижаме с жирафами, таща за ухо оранжевого зайца.

– Дядя Игорь, а где мама?

– На кухне. Я тебе не дядя, а папа.

– Я помню, вы мне вчера пять раз сказали, дядя Игорь.

– Вот и называй меня папой.

– Хорошо, дядя Игорь. Я позавтракаю и пойду гулять. С Конрадом, ладно?

– Не получится, Настенька. Видишь ли, Конрада больше нет.

– Чего это нет? Вот же он.

– Горрох!

* * *

Громадный танк дремал на перекрёстке, солдаты жмурились на ярком солнце, стреляли сигареты у нацгвардейцев, повесивших шлемы на пояса; люди продолжали суетиться, зачем-то строили баррикаду, лысый в казачьей форме с голубыми лампасами тащил железную трубу на пару с бородатым в радужной футболке, ворчал:

– Ты край-то свой подыми, тасазать. Да не кряхти, голубенький.

Строительством баррикады руководил смуглый азиат в оранжевом жилете, начальственно покрикивал. Подъехал трейлер с длиннющим бортовым прицепом, из кабины выбрался дядя в засаленном галстуке, крикнул:

– Парни, давайте сюда, выгружайте. Металлоконструкции отборные, Филимонов дерьма не делает, никакой танк не возьмёт.

Танк никуда и не собирался, механик-водитель сидел на броне, стащив шлемофон, слушал девушку с короткими зелёными волосами.

– Всё, двадцатый век двадцать лет как кончился, пора отряхнуться, избавиться от хлама, снять старые одежды, понимаешь?

– Одежду снять – легко, было бы с кем, – хохотал танкист.