— Потерял, — Додоня сокрушённо кивнул. — В такси, кажись, оставил. А ту пачку, что у казино на соседской улице дали, Сергею Николаичу в руки…

— Пропали денежки. Не ругай его. Приехал в крови, бледный, как эскимо без шоколада.

— Дальше.

— А что дальше? Сидим, как два «цуцика» и ждем тебя. В ужасной тревоге и сомнениях. А вообще, Миша, я думаю, что… что-то они хотели обчистить.

— То есть мы.

— То есть мы…

Пузатая невеста по имени Анетта, приезжала каждый день, названивала по вечерам, ревела белухой, обещала Маралову, что если Шпарин не вёрнется, то вёрнется она. К доктору Лихоркину.

— Во как! — сказал Додоня. — Во как!.. Вот кто её надул. Настоящая пришмалыга, ваша Анетта.

— Оставим пришмалыгу в покое, — сказал Шпарин. — Она нам больше не понадобится. Продолжим…

Вечером того же дня приехал папаша Инеев. Поматерился в адрес жениха и присел за стол, за которым Маралов с Додоней играли в картишки и стояла початая бубылка водки с нехитрой закуской.

— Ну, а дальше ты знаешь.

— Напоил и обобрал.

— Обыграл. Никто в руки невестиному папаше карты не пихал и водку в глотку не заливал.

— Сам лакал, как сивый мерин, — подтвердил Додоня.

— Не знаю, как лакает сивый мерин, а вы подливали, подливали, я знаю, — сказал Шпарин. — Усиленно.

— Папаша прибыл в расстроенных чувствах. Жаловался, что видимо скоро со службы попрут…

— Я даже знаю за что! — сказал Шпарин.

Через четыре дня приехал Супонев, сьездил Додоне по зубам, достал из кобуры пистолет и тут же был убит лопатой, которой младший сержант копал землю.

— Опять! Это какой по счету? Третий?

Этот Супонев оказался первым, второй был брошен утром в бассейн к таинственному водяному зверю, а третий прибыл после обеда вместе с генералом.