Добежать, доковылять, доползти – в его сознании осталась только эта идея, она вытеснила все остальные мысли, все желания. Когда ему показалось, что он готов упасть, он пытался вспомнить лицо Аделины. Гладкую кожу щеки с тенью от ресниц, по-детски приоткрывшийся рот, мерное дыхание, волосы, разметавшиеся по подушке. Но все эти видения, на мгновение соединившись в цельный образ, распадались, и Мартин словно оказывался в безвоздушном пространстве, в невесомости, неспособный ощутить опору. Он старался вспомнить ее смех, манеру резко откидывать волосы со лба, привычку покусывать нижнюю губу и идеальное положение ее руки в своей ладони. Он пытался, но и эти ощущения ускользали, вытесненные единственным желанием – дойти до груды железа, с трех сторон окруженной кирпичными стенами, и упасть за ней. Упасть и хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности.

Мартин пробирался через искореженные корпуса машин, будто бы сквозь железные заросли. Он пролез через огромную дыру в крыше старого пикапа и оказался в его кузове. Он спрыгнул на асфальт, но зацепился краем пиджака и неловко приземлился, ударившись ногой. Его глухой вскрик несколько раз передразнило эхо, отражаясь от высоких кирпичных стен.

– Где ты, ублюдок? Вылезай лучше сам, не зли нас! – кричали люди, которые почему-то хотели его убить.

Мартин зажал рот рукой и, прихрамывая, постарался протиснуться еще глубже в темноту свалки. Он чуть было не споткнулся о торчащий кусок арматуры, но вовремя заметил его и сжал в руке. Палка оказалась тяжелее, чем он представлял, но он все равно продолжал судорожно сжимать ее в руках. Он почувствовал, что пробираться дальше некуда и, упершись спиной во что-то твердое, опустился на асфальт.

– Ты пожалеешь, что родился, недоносок! – крики и угрозы смешивались с грохотом железа. Парни пробирались к Мартину, разбрасывая куски железа, прорываясь вглубь свалки.

Он старался перестать дышать, слиться с куском старой машины, в который он уперся спиной, стать железом, асфальтом, воздухом. Костяшки побелели, казалось, что единственное спасение для Мартина сейчас – это как можно крепче сжать в руках тяжеленную палку и быть готовым к удару. Всегда быть готовым ударить первым.

– Где ты Бог? Помоги! Помоги мне сейчас. Сейчас! Если ты есть, я прошу тебя! Помоги мне, не дай мне умереть, и я буду верить в тебя вечно, я буду молиться тебе, буду твоим слугой, я обещаю, Господи. Но если сейчас ты отвернешься от меня и оставишь беззащитным перед убийцами, то я не смогу в тебя верить, я откажусь от тебя навсегда! – Мартин не произносил ни слова, но этот внутренний монолог он обращал к Богу, из последних сил сжимая в руках свое сомнительное оружие, ожидая то помощи и озарения, то удара по голове.