– Не смейте забирать наши одеяла! – Со двора ворвался в открытую дверь голос Гильды. – Это наши одеяла, как вам не стыдно утверждать обратное? Я сама вышила метку на углу! Ах вы ее отпороли? Так вот, сударь, раз вы признаете, что отпороли ее, это значит, что она тут несомненно была!

Растрепанная в пылу борьбы Гильда вернулась со двора с ворохом отвоеванных одеял. Чепчик съехал набок, и на свободу из-под него вырвались каштановые локоны.

Патлатый легонько свистнул:

– Эй, кудрявая, тащи нам выпить!

– Сейчас! Вот все брошу и побегу, – огрызнулась Гильда. Она фыркнула и не упустила случая съехидничать: – Теми же двумя банкнотами собираешься расплатиться, что и утром?

У Патлатого заиграли желваки на скулах. Он еле сдержался, чтобы не схватить ее за волосы и не отходить по щекам.

«Служанка, тупая служанка, а как себя ведет! Могла бы быть как королева – такие глаза, такие волосы! Сидела бы рядом и вовремя хихикала, больше ничего не надо. Так нет – бегает, воюя за чужие грошовые одеяла, и еще умничает!»

– Ты графинчик притарань, говорю, – сказал Патлатый с нажимом. Его глаза нехорошо блеснули. Впрочем, глаза Гильды сверлили его в ответ с не меньшим нажимом.

– Груць отвечает, – вдруг раздался сверху голос. – Все, что нужно для моих друзей, – накрой-ка им поляну.

Гильда подняла голову и увидела самого главаря банды.

«Как же я вас всех ненавижу, – подумала Гильда. – Что ж, если хотите – пусть за все отвечает Груць. Притащу столько бражки, сколько сможете выпить. И пусть потом Крайт сам разбирается, как с Груця эту сумму вытрясать. А с меня и погони за одеялами довольно. Все они, в сущности, одинаковы – Крайт, Груць, Патлатый и те, кто пытался увезти с собой одеяла… Они не на моей стороне».

Гильда брякнула об столешницу графин, поставила две рюмки и тарелку с крупными кусками сыра.

– Закуски хватит?

Вместо ответа Патлатый разлил по рюмкам мутный самогон:

– За лучший на свете град – за град Рыман!

Потом они выпили за рыманцев, пришли к выводу, что герцог отличный мужик, и выпили за Арьезского. Потом немного погрустили и выпили за то, чтоб сдохли все сборщики налогов…

А потом, уже чувствуя проникающую в его голову теплую, зыбкую вату, Патлатый вкрадчиво спросил:

– Но ведь если ты – рыманец и тем более занимаешься извозом, то наверняка знаешь всю знать в городе. Всех купцов. Не так ли?

– Да я вообще всех знаю! Я знаешь кого возил? Да я… Нет, ты послушай! Герцога самого я не возил, у него своих кучеров хватает. Но кое-кого… – Миллека развезло стремительно, он горячился и пытался сказать все сразу. Его мысли заплетались, и получалась не связная речь, а ерунда.