Все вопросы, связанные с градостроительством, всевозможными рвами, насыпями, плотинами и прокладкой или расчисткой дорог, решались быстро и сообща. Из одной семьи уходил на такую работу для общественного блага каждый третий взрослый.
Работали бок о бок. Как и тогда, когда соседям требовалась помощь.
Если у кого-то сгорал дом, или не уродила земля, или нападали размножившиеся поблизости дикие звери – это становилось проблемой ближних. Помощь объяснялась вполне понятным фактором – те, у кого все было сейчас в порядке, страховались на случай возможных неудач в будущем. Они хотели, чтобы к ним тоже пришла помощь, как только будет в ней необходимость. Если ты не поможешь им сегодня, они не помогут тебе завтра.
Более того, помня твой поступок, не придут помогать и все остальные.
Единство нации было обусловлено стремлением к выживанию и благополучию всех вместе, а не одной семьи за счет всех остальных.
И никто в Хараде не был в силах понять непрекращающихся конфликтов и крохоборской возни, повсеместно распространенных ниже Предгорий.
Война из-за куска хлеба? Попытка присвоить себе то, что не было заработано или создано своими руками?
Как можно так себя не уважать!
– И все равно они считают убийство нормальным явлением.
– Это не норма, это последний довод. Крайний довод. К нему не прибегают с той легкостью, на которую ты намекаешь. – Монах привстал на стременах, вглядываясь в даль. Лес уже давно остался позади, как и километры пустынной дороги, тянущейся сквозь убранные нивы. Вечерело. – Кажется, я вижу огоньки. Вон там – видишь?
Берегиня, вглядевшись в указанном направлении, отрицательно покачала головой. Она продолжила прерванный разговор:
– Хорош же спор, в котором могут подобные доводы использоваться! К тому же
– А ты считаешь, женщины способны на меньшее, чем мужчины?
У берегини удивленно взлетели брови.
– Женщины и мужчины изначально не равны. Что за бред? Конечно, есть вещи, на которые одни не способны, а другие очень даже.
– Странно, – пробормотал Листопад. – Мне казалось, что Светлое Братство, уже по своему названию, ратует за равноправие.
Его последние слова поразили Оденсе настолько, что она приостановила лошадь, дернув ее за повод: