– Ну вас же двое. – По мнению проводника, это должно было объяснить монаху разумность непомерной платы.

– Двести?!

В этот момент дверь приоткрылась чуть шире, и в образовавшуюся щель просунулась маленькая ручка с горячей кружкой в руке. Монах машинально взял кружку за стенку и тут же перехватил за ручку, потому что обжег о стенки пальцы.

– Двести, двести, – повторил лохмач. В его голосе появилась уверенность. Он гордился своим ремеслом и оценивал его дорого. – Тебя же не в соседнюю деревню провести надо, а в Харад. Далече это, должен знать, если карту видел когда-нибудь, конечно.

– У меня столько нет. – Листопад лихорадочно вспоминал, сколько у него осталось денег.

Проводник заметно расстроился:

– А сколько есть?

– Тридцатка наберется.

– И что ты с тридцаткой в Хараде делать собирался?

– У меня есть еще хальмгардские деньги.

– Какие-какие? А-а-а, озерные деньги, что ли? Угу…

Дверь перед носом монаха захлопнулась. Внутри снова посовещались, потом обсуждение перешло в спор на повышенных тонах.

Листопад занес руку для стука, но это не понадобилось – дверь вновь отворили.

– Банкноты небось?

– Да.

– Золотом нету?

– Нет.

– Сколько у тебя их?

– Пятьдесят, – соврал монах. На самом деле у него было семьдесят пять, но нельзя же было, в самом деле, отдать вот так все и сразу.

Лохмач обернулся и крикнул кому-то вглубь избы: