– Да.

– А много там, в тех книжках, другого всякого такого же?

– Достаточно.

– И если надо будет, повторишь?

– А мне что, жалко?

И опять он смотрит, не моргает. Глаза у него синие-синие, сумасшедшие-сумасшедшие. Такие, что у Балазея по спине аж мурашки побежали…

Но он, бывший солдат, не оробел, а наоборот заулыбался, просветлел, после даже облизнулся и сладко-сладко говорит:

– Ну, вот и славно. Подкрепились, побеседовали, теперь можно идти дальше. Тебе, парень, куда?

– В Архаровск.

– И мне туда же! Тебя как звать?

– Миколайка.

– А меня Балазей. Вставай! Пошли!

И пошли они. Шли очень хорошо, потому что за миколайкины байки их везде кормили и поили в три горла. Вот, скажем, придут они в какую хату, сядут, Миколайку блинами накормят – он мяса не ел, – а потом Балазей, собравшимся тайно моргнув, степенно спросит:

– А скажи нам, учёный человек, откуда люди на земле взялись?

Миколайка:

– С деревьев. Люди раньше были дикие, мохнатые, с хвостами.

Все молчат, головами кивают. Ведь сказано им: Миколайка обидчив; чуть что, он сразу замолчит. Но уж если над ним не смеялись, так он, бывало, такое вещал, что просто представить нельзя. Да только что нам Миколайкины слова, когда его дела и того хлеще оказались!

А было это так. Шли они, шли и дошли до Архаровска. А день тогда был ясный, солнечный, поле вокруг, цветы цветут, в трёх верстах – городская застава. На душе хорошо и светло! Вот и сели друзья отдохнуть. Балазей разулся, портянки на кустах развесил. А Миколайка свою торбу развязал и стал доставать из неё деревяшки, прутики, дощечки, крючки, закорючки, обрезки холста…

– Что это? – удивился Балазей.

Молчит Миколайка, сопит. Щепку к закорючке, закорючку к дощечке цепляет, тут же рядом деревяшку приспособил, холстом обернул, потянул – закрепил. После попробовал на крепость. Не удержался Балазей, встал, подошёл, посмотрел…