— Тебе больно? — спросила она, и меня поразил её голос: тёплый, ласковый, он мгновенно усыпил и убаюкал тупую давящую боль в груди.

В ответ я с трудом сказал одно слово:

— Нет…

Эркатога медленно кивнула головой. В этот момент к нам подбежали люди. Они кричали, шумели, суетились, а я видел перед собой только изумрудную зелень глаз Эркатоги, и ни на что больше смотреть не мог.

Прибежала моя мать. Она стала громко причитать, обвиняя Эркатогу в случившемся. Я пытался сказать, что старушка не только не виновата, а что именно она спасла меня от смерти. Но слов моих никто слушать не захотел. Скоро меня унесли в дом.

Эркатога, не сказав в своё оправдание ни слова, величественной походкой удалилась через главные ворота.

Болел я долго — около года. Ведун Антип — мой дедушка — перепробовал все средства, но поставить меня на ноги не мог. Я слабел с каждым днём…

Из этой тяжёлой поры мне запомнился один разговор.

Отца дома не было. Разговаривали дед Антип и моя мать.

— Это всё колдунья проклятая, Эркатога, виновата! — мать прижимала маленькие кулачки к груди и с тоской смотрела на меня. Слёзы катились по её ввалившимся от горя щекам.