Светлый фон
— Это всё колдунья проклятая, Эркатога, виновата! — мать прижимала маленькие кулачки к груди и с тоской смотрела на меня. Слёзы катились по её ввалившимся от горя щекам.

— Пустое говоришь! — укоризненно покачал головой Антип. — Эркатога так же виновата в болезни Церапа как я или ты!

— Пустое говоришь! — укоризненно покачал головой Антип. — Эркатога так же виновата в болезни Церапа как я или ты!

— Ты защищаешь колдунью?! — от удивления мать перестала плакать.

— Ты защищаешь колдунью?! — от удивления мать перестала плакать.

Дед Антип пожал плечами.

Дед Антип пожал плечами.

— Раздавленные пальцы давным-давно зажили, — сказал он. — Ушибы тоже. Но болезнь осталась внутри…

— Раздавленные пальцы давным-давно зажили, — сказал он. — Ушибы тоже. Но болезнь осталась внутри…

— Ну, так сделай же что-нибудь! Ведь ты ведун — знахарь!..

— Ну, так сделай же что-нибудь! Ведь ты ведун — знахарь!..

— Ведун от слова «ведать», то есть знать, — скорбно покачал головой старик, — а я не знаю, что с нашим мальчиком. Вот если бы Эркатога…

— Ведун от слова «ведать», то есть знать, — скорбно покачал головой старик, — а я не знаю, что с нашим мальчиком. Вот если бы Эркатога…

— Нет! — мать вскинулась и заметалась по комнате точно птица. — Только не она!.. Только не она!..

— Нет! — мать вскинулась и заметалась по комнате точно птица. — Только не она!.. Только не она!..

Дед Антип ушёл, не сказав ни слова.

Дед Антип ушёл, не сказав ни слова.

С каждым днём мне становилось всё хуже. Тело во многих местах покрылось язвами и гнойниками. Я уже не вставал и внутренне приготовился к встрече со своим старшим братом, погибшим год назад на Южной заставе.

С каждым днём мне становилось всё хуже. Тело во многих местах покрылось язвами и гнойниками. Я уже не вставал и внутренне приготовился к встрече со своим старшим братом, погибшим год назад на Южной заставе.

Однажды ко мне подошла мать. Она встала на колени и, уткнувшись в подушку, зарыдала. Потом подняла на меня глаза, полные слёз и обречённо проговорила: