Сначала я пытался уверить себя, что это просто реакция на то, что я, безоружный, нахожусь в зависимости от чужого закона чужой планеты.

Но мое беспокойство возросло, когда я понял, что это одно из предупреждений, идущих наравне с самым слабым даром эспера, который был у большинства из нас, прирожденных космонавтов. Я оглянулся на Лалферна как раз во время, чтобы увидеть, что он тоже оглянулся через плечо и взялся, было, за рукоятку стоннера, но снова опустил руку, сообразив, что этот жест может быть неправильно истолкован.

Только тогда я обратил внимание на путь, по которому меня вели. Мы должны были направляться к Большой Палатке, где в течение десяти дней ярмарки помещался суд. Я увидел широкий карниз крыши над палатками и ларьками впереди, но значительно левее. Мы шли по краю ярмарки, по пространству, где стояли палатки тех лордов, которые не жили в Ирджаре.

— Последователь Совета! — громко обратился я к черно-белому жрецу, который шел так быстро, что нам пришлось увеличить шаг, чтобы не отстать от него. — Куда мы идем? Суд находится…

Он не повернул головы и не подал даже вида, что слышит меня. Теперь я увидел, что мы повернули от последнего ряда торговых ларьков к палаткам лордов. Здесь никого не было, кроме двух-трех слуг.

— Хэлли, Хэлл!

Он выскочил из укрытия, этот водоворот людей, врезался в наш маленький отряд, подняв на дыбы своих верховых животных, которые били пеших своими тяжелыми копытами. Я услышал яростный крик Лалферна. Затем стражник справа от меня дал мне такого тычка, что я, пытаясь удержаться на ногах, влетел между двумя палатками.

Острая боль в голове — и на время все кончилось.

Боль отправила меня во тьму, она же и вывела меня из нее или сопровождала меня, когда я неохотно приходил в сознание. Сначала я не мог понять, что терзает мое тело. Потом я осознал, что лежу на спине грузового каза привязанный и меня больно подбрасывает при каждом шаге животного. Я слышал шум, человеческие голоса, и было ясно, что меня сопровождают несколько всадников. Но говорили они не по-ирджарски, и я ничего не понимал, кроме некоторых отдельных слов.

Не знаю, долго ли длился этот кошмар, потому что я несколько раз впадал в беспамятство. И помолился о том, чтобы мне не выходить из благостного мрака, и он тут же поглотил меня.

Жизнь в космосе закаляет тело, оно привыкает к стрессам, напряжениям и опасностям и нелегко сдается при дурном обращении, что я болезненно констатировал в последующие дни. Меня сняли с каза самым простым способом: перерезали путы и скинули на жесткую мостовую.