Дорога вела меня вверх, но все вокруг было в темноте. Я не была более в устойчивом мире, луна воевала с тьмой — то та, то другая захватывала полосу земли. Я шла быстро, потому что тот, кого ведет песня и жезл, не может тащиться нога за ногу.

В предрассветные сумерки я вошла в долину, где господствовал запах смерти, устрашавшей дух. Я увидела тела трех людей. Двоих я не разглядела, потому что не знала их, а третий был Озокан. Когда я подошла к тому месту, где он лежал на грубых носилках, как будто ему так и полагалось по рождению, я увидела того, за кем пришла.

Я поискала мысль, боясь найти молчание мертвого тела. Но нет! Дух слабо мерцал, но все еще держался! Я успела как раз вовремя.

Воткнув жезл в грязную землю, я послала пламенную благодарность Моластеру, а затем осмотрела раны в красном мехе, таком близком по цвету к крови, что страшно было смотреть.

Серьезная рана была только одна, причиненная глубоко вонзившимся поясным ножом. Он так и торчал в ране. Я стала работать, как никогда еще не работала. По отношению к моим маленьким существам я действовала из любви и жалости, а здесь я должна была спасать разум, чтобы последний шанс для каждого из нас не был потерян.

И я победила смерть своими руками, своим знанием и властью песни.

Обычно мы боремся со смертью, не переходя последней баррикады. Среди Тасса не встретишь таких, кто посягнул бы на свободу другого и отрицал бы его право на Белую Дорогу, если тот уже сделал по ней первые шаги. Вытаскивать его обратно с дальнего пути — это значит повредить его будущему. Но в данном случае речь шла не о Тасса. Я встречала расы, которые разделяли наш взгляд на Великий Закон. Для некоторых из народов, я знала, смерть считается полным уничтожением, и они относятся к ней с ужасом, омрачающим их жизнь. Я не знала, как Крип Ворланд смотрит на смерть, но была убеждена, что он имеет право сделать свой выбор — видеть ли в смерти врага или брата. Поэтому я старалась для него, как ни для кого из своих.

Дух еще жил в нем, но останется ли он, смогу ли я удержать его — об этом я боялась думать.

Ранним утром я снова запела, на этот раз громко, призывая всю власть, которую могла собрать.

Под моим жезлом слабое биение сердца усилилось, и я поверила, что жизнь стала более крепкой. Наконец, я подняла безвольное тело. Оно оказалось легче, чем я думала. Я почувствовала кости под шкурой, как будто Джорт долгое время плохо питался.

Мы возвращались через холм, и я все время пела, борясь за жизнь существа, которую удерживала на земных путях.

Когда мы пришли в лагерь, маленький народ так обрадовался, что нарушил мою сосредоточенность своими криками и мыслями. Я опустила Джорта рядом с Симлой.