— Ой, господи!.. — услышал Квентин причитания старушки, которая была уже не в силах стоять на ногах и опустилась на землю в углу клетки. Она крепко прижимала к себе небольшой узелок из грязноватой тряпицы, последнее свое богатство.

— Вот же окаянные… — причитала старушка. — Гоблинов, видите ли, ищут! Все мало им… Стоит только выйти за ворота… последнее отбирают… — и достав серый застиранный платочек, старушка принялась вытирать глаза.

— Ага, гоблинов им подавай! — подхватил здоровый мужик, заросший черной бородой. В его широченных плечах и крепких руках, пронизанных рельефом вен, чувствовалась богатырская сила. — Сами они гоблины! Только и думают, кого бы нагреть, отобрать последнее.

— Богатых-то не трогают… — пожаловался маленький невзрачный мужичонка в сером кафтане, с верткими, бегающими по сторонам глазами. — Ежели ты одет богато, на коне, да с оружием — проезжай, пожалуйста, будь ты хоть трижды порченый или гоблин.

— Намедни у меня муж с заработков возвращался. Три месяца пахал на ферме. Так его до ниточки обобрали. Почти все вытащили, что и заработал, — пожаловалась молодая женщина.

— Да порядки у нас еще те… — неосторожно обронил мужичонка в кафтане. И тут все испуганно притихли — одно дело ругать стражников, и совсем другое заикнуться о чем-то более значительном.

— А я че, я не че… — засуетился мужичонка, заискивающе перебегая глазами с одного закаменевшего лица на другое. — Я и говорю: стражники совсем распустились, указов нашего короля не исполняют, службу несут расхлябанно, не проявляют, понимаешь, бдительности к гоблинам и уродам там всяким… — голос его становился все тише, пока наконец не смолк совсем.

В этот момент из-за угла появился весь караульный наряд. Им наконец-то удалось одолеть толпу и закрыть ворота. На этом тяготы их дневной службы заканчивались, и наступало время позаботиться о своем благополучии, а заодно немного расслабиться и повеселиться. Стражники шли с зажженными фонарями. На их освещенных лицах читалось удовлетворение людей, добросовестно исполнивших свой долг, и предвкушение от занятия чем-то гораздо более интересным и лично значимым, чем дурацкое стояние целый день на солнцепеке у ворот. Душа стражников явно жаждала сатисфакции, превышающей размеры того убогого ежемесячного жалования, которым король вознамеривался компенсировать издержки их самоотверженного служения. В глазах стражников играла страсть хищника при виде попавшейся добычи и желание поиграть со своей жертвой, чтобы все происходящее не выглядело бы слишком уж тривиальным мздоимством.