Глаза Квентина постепенно привыкли к темноте, и он разглядел своего собеседника. Это был большой человек со спутанными волосами, всклокоченной бородой и с ног до головы, как тряпичная кукла, закутанный в какие-то лохмотья. Но судя по тяжелому дыханию, напоенному гремучей смесью сивушных ароматов, сокамерник Квентина вполне мог бы сойти за отдыхающего дракона, только вследствие общего упадка сил не способного воспламенить пары своего дыхания, чтобы испепелить потревожившего его покой чужака.

— Эй ты, гоблин, подойди сюда! — приподнялся человек-дракон и невидящим взглядом уставился на Квентина. — Не бойся, я тебя не съем… сегодня… — расхохотался он харкающим смехом и тут же захлебнулся долгой икотой.

Квентин прошел вглубь камеры. Он сделал четыре шага и наткнулся на противоположную стену, на верху которой под самым потолком имелось маленькое оконце, забранное толстыми железными прутьями. Здесь после ароматов камеры дышалось легче.

В углу снова раздалось невнятное бормотание, не сразу сложившееся в понятную человеческую речь.

— Ик… ой… ик… Чтоб тебя!.. ик… Будь ты не ладен!.. Пусть ты хоть трижды гоблин… ик… никому не скажу… ик… если найдешь, чем промочить глотку… ик… Разрази меня гром!.. ик… — икнул человек-дракон в последний раз, тяжело перевел дыхание и вроде справился с икотой.

— Что эти дураки, — кивнул он на зарешеченную дверь, — могут понимать в гоблинах? У них одно занятие — хватать нашего брата и выжимать из него все до последнего гроша, верно?

Квентин счел за благо промолчать, чтобы не нарваться на какую-нибудь провокацию.

— Гоблины им мерещатся… — ворчал человек-тряпочная-гора. — Не знают они еще настоящих гоблинов и не ведают, чем завтрашний день обернется. Думают, всегда будет так: тишь, да гладь, да божья благодать. Ан нет, все еще может и по-другому обернуться, верно? — он снова обратился за поддержкой к Квентину. Но принц опять промолчал.

— Как звать-то тебя?

— Квентин, — не сразу ответил тот.

— А… Хорошо… А я Фарт, отставной капитан королевского флота. Да… — протянул он, словно не легки были его воспоминания.

— По говору, ты вроде как не из наших мест. Откуда пожаловал-то?

— Из степей.

— Из степей? Ну, тогда точно гоблин, — в темноте послышалось какое-то хрюканье, которое можно было принять и за смех и за кашель. — Ты только не вздумай на дознании брякнуть, что пришел из степей или пуще того из леса. Там, кроме гоблинов и прочих уродов, никого нынче не водится.

— С тех пор как у нас первым министром стал Теодор Грант, — продолжал Фарт, — так и пошла эта бдительность, туды ее в кочерыжку. Бдеть, понимаешь, стали за своими карманами да гоблинов ловить по городским кабакам. Я тебе вот что скажу, парень, ни черта они не понимают в гоблинах. Они и в лес-то сунуться боятся, всё только и надеются на Небесный Огонь. А то не понимают, что если Конах соберет силы да ударит внезапно, так ничто нас и не спасет. Кто его знает, есть там еще Небесный Огонь, — Фарт ткнул пальцем в потолок, — или уже весь вышел… Вот и бдят, туды их в кочерыжку.