Запрокинув голову, Джойстин удаляется, демонстративно хлопнув дверью.

— Я устал. — тихо признается Люк.

— Наверно, ты все-таки должен их поддержать. — уверяю я его. — Мне не нравится тот Кентон. Он подозрительный и отстраняется… Ему это не нужно.

— Это он нас сдал. — оповещает Люк. Теперь-то мне понятно, почему тот меня так испугался и позеленел, как несвежий мертвец.

— Почему?

— Полагаю, он надеялся получить в вознаграждение снисходительность к себе.

— И как ты поступишь?

— Никак. — пожимает он плечами. — От предателей избавляются даже те, кому они служили. Я, наверное, пойду. Останешься здесь?

Я согласно киваю.

— Хорошо. — говорит Люк и целует меня. — Береги себя.

Люк забирает руку от моего лица, я замечаю на тыльной стороне ладони рисунок, но не успеваю спросить, что он означает. Как только за ним захлопывается дверь, а я тут же бросаюсь к столу, хватаю тряпку и резкими движениями стряхиваю с нее пыль.

Вопреки тому, что в Котле кроме серой и черной одежды больше никакой не отыщешь, у мамы были розовые платья. В день ее исчезновение на ней было одно из них. Значит, она не ушла по своей воле (этот вариант я всегда откидала), маму арестовали и держали здесь. Она была умной и предусмотрительной и могла оторвать кусок от подола платья и оставить, как след. Но она исчезла год назад, прошло слишком много времени. Но розовые платья были только у нее…

Нужно поискать еще доказательств. В голове возникает ряд вопросов, и они повергают меня в шок. Это ведь комната для приговоренных к казни, ее держали здесь и, вполне возможно, что ее пытали? Может, ее в тайне убили, а тело зарыли где-то поблизости? Или бросили в подвал? Тело давно могло разложиться. А если найду чьи-то кости, не буду уверена, что нашла останки своей матери. В конце концов, его могли сжечь. Но нельзя сидеть, сложа руки, рассчитывая, будто обнаружу еще один знак или она сама нежданно объявится. Определенно, надо ее искать.

Крепко сжимаю, впитавшую в себя пыль тряпицу, бегу в коридор. У главного выхода — негде яблоку упасть. Скопившейся народ взрывается негодующим гвалтом, когда в здание администрации на носилках вносят два маленьких и болезненно-хрупких тела. Кто-то не своим голосом кричит:

— Дети! Они убили детей! Гады!

С тяжким предчувствием мчусь к двери. Лишь бы не Лили! К этому времени они должны были отдалиться от Дуги, и, находясь на безопасном расстоянии и надежно спрятавшись, их бы не заметили.

Женщины в испуге и рыдая, закрывают лица ладонями. Проталкиваюсь ближе к носилкам. Девочка и мальчик не больше десяти лет лежат с открытыми стеклянными глазами, и их бесконечная пустота вызывает страх. Джойстин, выбежав в коридор, бросается к детям. Она, скорее всего, осознавая свою никчемность перед смерть и абсолютную невозможность им помочь, отдаляется от трупов. В каждого во лбу зияющая дырка от пули, точно как у моего отца. Однозначно, это предупреждение: мы должны остановиться или жертв будет еще больше, не исключено, что и детей не пощадят.