– Да, Кохдам определенно знает толк в фейерверках, – прошептала она, преодолевая искушение остановиться и полюбоваться огненной феерией, справилась с собой и свернула в узенький темный проулок, спугнув помойного кота, пригибаясь взлетела по лестнице в три дюжины ступенек, оказалась в крохотном садике и остановилась, стараясь унять дыхание. Развернув сверток, загодя спрятанный меж корней засохшей ивы, она извлекла белую мантию, облачилась в нее, накинула капюшон и застыла, держа в руке обетную свечу и настороженно прислушиваясь к звукам ночи.

– Вот поганство! – пробормотала она. Как только замерли последние звуки ее огненного сюрприза, она услышала отдаленные, но неумолимо приближавшиеся голоса охранников Помбрина, продолжавших облаву и колотящих по пути во все двери.

– Куда он делся?

– Сюда, наверно!

– Проклятущий фейерверк мне руку обжег! Здорово обжег, чтоб ему!..

– Мой сверток!

– Ну же, ну же, – бормотала она сквозь зубы. Если эти балбесы поймают ее, это встанет в ряд самых неприглядных эпизодов ее карьеры. Вроде того раза, когда ее застали на середине подъема по стене здания гильдии торговцев шелком в свадебном платье, с цветами в волосах, но без нижнего белья, а стремительно собиравшаяся внизу толпа зевак делала отступление крайне трудным, и тем не менее… – Ну же, ну же, ну…

И вот с другой стороны до нее донеслось пение, и она улыбнулась. Сестры никогда не опаздывали. Она уже слышала их шаги, тяжелую мерную поступь, заглушавшую и крики охранников Помбрина, и стенания женщины, видимо, оглохшей на время от грохота фейерверка. Все громче шаги, все громче вдохновенное песнопение, и вот с садиком поравнялась процессия – все женщины в белом, у всех капюшоны на головах, каждая твердо держит в руке горящую свечу, и все они, похожие во мраке на скопище привидений, в ногу маршируют по улице.

– Какова я жрица! – прошептала себе под нос Шев и, выскочив из садика, протолкалась в глубину колонны. Наклонив свечу влево, она поднесла ее фитиль к огоньку свечи своей соседки. Та хмуро взглянула на нее, и Шев подмигнула.

– Поделись с девушкой огоньком, ладно?

Фитиль с негромким потрескиванием загорелся, и Шев, шагая в такт с остальными, вплетая свой радостный голос в общее песнопение, прошла по улице Калдиче и мосту Финтин; гуляки в масках почтительно расступались, пропуская шествие. Заведение Помбрина, и уже совершенно панические поиски его охранников, и злобный рев пары северян, яростно споривших между собой, – все это отступало, скрывалось за спиной в тумане, и на душе становилось легче.