В июльском номере «Международного журнала психоанализа» вышла статья некоего Леона Вюрмзера, названная «Some new reflections on shame and shame conflicts», то есть «Некоторые новые мнения о стыде и конфликтах стыда». Эта статья, судя по всему, установила приоритет доктора Вюрмзера в отношении ассоциации «русского парагриппа» с понятиями «примата совести и идеала» как «архаичного супер-эго», то есть «сверх-я». Автор, однако, принадлежал всего лишь к какому-то «Современному фрейдистскому обществу», импакт-фактор у журнала был минимальным, и несерьезная статья (пусть и проиндексированная в PubMed и паре других ресурсов) еще полный месяц оставалась совершенно незамеченной. Чуть позже вышла еще одна, также обзорная, названная «The challenges of conscientious objection in health care», то есть «Проблема «сознательного отказа» в здравоохранении». Автором, вновь единственным, был некий Хасан Шанавани, вероятно, пакистанец. Опубликовавшим статью журналом стал «Журнал религии и здоровья», вновь с очень умеренным импакт-фактором, и отклик на публикацию оказался ровно таким же, что и в первом случае, – нулевым или почти нулевым. Но доктор Шанавани работал в структуре, ассоциированной с Министерством по делам ветеранов США – Ветеранском национальном центре по безопасности пациентов, располагавшемся в Энн Арбор, штат Мичиган. Упоминание о его публикации попало в какие-то отчеты, рапорты, во что-то такое. Кто-то из правительственных чиновников дал кому-то указание проверить и высказать свое экспертное мнение. Мнение о рассуждениях и выводах доктора Шанавани было, разумеется, резко отрицательным, и чиновник запросил еще одно, у другого эксперта. Время шло.

Упомянутое в обеих этих работах слово «совесть» вообще было очень интересным. По-английски «совесть» – это conscience, но нагрузка на это слово намного меньше, чем, например, в русском языке. То же слово conscience означает также «сознание» вообще, и около трех четвертей всех упоминаний данного ключевого слова в базе данных биомедицинской литературы MEDLINE приходится именно на это его значение. Причем не в медицинском смысле «находиться в сознании», это другой термин, а именно в психологическом, фрейдистском, если хотите, смысле. В русской литературе слово «совесть» встречается очень часто: собственно ключевые классические русские литературные произведения пропитаны концепцией совести, муссированием положительного влияния совести на действия героев, описанием примата совести в их мыслях и поступках. Великий Достоевский, великий Толстой, великий Чехов… То самое «архаичное сверх-я», про которое, собственно, и написал Леон Вюрмзер в своей мелкой статье, ставшей приоритетной. Во всем остальном мире совесть являлась гораздо менее важным понятием, и уж точно не была индикатором чего-то. У людей имелись моральные основы, моральные платформы, идеалы. Сформированные воспитанием в семье и обществе принципы. Интересы, разумеется. При чем тут совесть?