Четверг, 26 сентября

Четверг, 26 сентября

Остатки разгромленного отряда могли только бежать и прятаться. Оставшаяся от бывшего разведвзвода избитая группа прошла нужный маршрут и залегла в схрон, как в могилу. В глубокой, узкой, как нора, землянке со входом под корнями повалившейся десять лет назад ели они провели целых четверо суток, не выходя даже до ветру. Мочились и гадили в банки с крышками, ели последнюю дрянь. Мерзли, кутаясь в тряпки и передавая заложенную в схрон пару одеял друг другу по очереди. Разговаривали только шепотом или не разговаривали вообще. Собирали и пили воду, скапливающуюся в углублениях холодного, плесневелого земляного пола, пока жажда не стала совсем уже невыносимой. Выжили.

В их группе уцелели семь человек, и Николай знал, что это еще неплохо. Они не знали, что с остальными, в том числе остальными разведчиками – может, кто-то еще сумел уцелеть. А может быть, и никто. Может быть, каратели уже даже зачистили всю округу полностью, со всеми деревнями и хуторами, как тот же Химучасток сколько-то дней назад. Было уже сложно вспомнить, сколько именно. Если они не сбились в счете, сегодня было 26-е. Когда они осторожно выбрались наружу, то поняли, что за эти дни осень стала уже совсем глубокой, и время «зеленки» кончилось. Листьев на большинстве деревьев и кустов почти совсем не осталось, и видимость резко возросла. Труднее будет работать, намного труднее. Считаные единицы личного стрелкового оружия, последние считаные патроны. В этом и других схронах не было ничего лишнего, ничего ценного. Да и схроны были убогими, сделанными на скорую руку в спокойный период. С того времени начал оседать грунт, сошла на нет маскировка. Сколько из них нашли? Приборами, визуально, с воздуха и с земли?

– В ту сторону вроде бы… Туда сыровато…

– Ох, мамочки.

Они даже не думали ни о чем, просто побежали. Лиственный ковер на земле сменился мхом, который сначала шуршал под ногами, потом шипел, а потом начал булькать. Еще метров сто или чуть меньше, все время ощутимо под горку. Ручей был совершенно обычный – в метр шириной, петляющий в разные стороны между покрытыми черничником бугорками, с темной торфяной водой. Они впрыгнули в него все одновременно, широким фронтом, как финиширующие бегуны на стадионе. Рухнули на колени, начали пить, мыча и всхлипывая. Половина черпала двумя руками сразу, половина опустила головы ниже колен или просто легла на животы. И так все провели минут пять или даже больше. Потом разогнулись и посмотрели друг на друга, будто видели впервые. Воспаленные глаза, бледная, почти серая кожа, заострившиеся скулы, нехорошие глаза. В кино солдат изображают иначе, но кино у нас снимают сплошь аутичные либералы, которые «так видят».