Девушка стояла молча, утирая рот тыльной стороной кисти свободной руки. Старая СВД на ее плече смотрелась привычно и спокойно. Но рожа у нее была не то как у вампира, не то как у чау-чау: вся пасть фиолетовая, и нос тоже. Нашла все-таки чернику. И начала с себя, любимой.

– Ох, доиграешься, Петрова. Я ж сказал, недолго.

– Я ж недолго, тащ лейтнант. Ох.

– Что, живот? Молодец. Будешь теперь демаскировать нас. Понемногу надо, чего ты, совсем оглупела? Костя?

– Я щас, тащ лейтнант. Я чуть-чуть совсем.

– Ну вы даете, – опять сказал Николай с большим чувством. – Дети в парке на выезде. Еще по рожам размажьте, блин.

Он тоже не удержался, сорвал несколько ягод, сунул в рот. Вкусно оказалось просто невероятно. Богатство вкуса, буря. Живот выл и скулил, так снова захотелось жрать. Вот как они пили полчаса назад, вот так сейчас хотелось упасть и жрать чернику всей пастью. Почему обезьяна выиграла эволюционную гонку у мамонта? Потому что она рвала финики всеми четырьмя лапами, ртом и хвостом одновременно!

– А так далеко чего?

– Увидела… Пошла…

Блин, ну действительно, ну ребенок же! Потрясающе просто! Чудо в перьях! Вот сейчас Костя дождется, пока офицер отойдет, и даст ей нормального леща, в воспитательных целях. Он хоть и ниже по званию, но с ним не забалуешь, это все знали. Даже странно, что все так и называют его Костей, хотя отлично знают фамилию, но так уж сложилось. И даже «щенячьей любовью» это между ними не назовешь: на войне взрослеют не просто быстро, а вообще мгновенно, за один настоящий бой. Хотя лет-то им… Потом Николай вспомнил, каким он был уже к их возрасту, какой имел опыт и человекоубийства, и человеколюбия, и резко помрачнел.

Назад они вернулись нехотя, и скорее из чувства долга перед остальными, а не по своей воле. Понабирали черники в капюшоны снятых курток – ни чище, ни грязнее те от этого стать уже не могли. Трое бойцов встретили их настороженно и не сильно-то любезно: да, волновались. Уже и грибы покрошили, и по воду сходили снова, с единственным их овальным котелком. И дрова приготовили под пережог – делать древесный уголь они все тут давно научились. И тому, что горячую пищу готовить нужно за горизонтом от своего ночлега, какой он ни есть, – тоже.

Темнеть начало уже скоро: даже, кажется, раньше положенного. Было не проверить и не спросить у кого-то, когда солнцу заходить сегодня, а когда завтра, да и с часами было так себе. Часы быстро выходили из строя среди всей беготни, тряски, натуральных ударов по чему попало и чем попало. Их брали в числе трофеев при каждой возможности, но каждые следующие жили не дольше. А вроде бы идущие шли неизвестно как: сверять их можно было только между собой. Когда собирали несколько штук, подводили к остальным самые отстающие или спешащие, но черт его знает… В отряде они несколько раз слышали передаваемые далеко с востока и с трудом пробивающиеся сквозь вой глушилок сигналы точного времени – знаменитые спутниковые «бип-бип-бип». И каждый раз чуть не плакали: так это пробирало. Но с тех пор не стало ни радио, ни связистов, ни места, где можно было услышать это, пусть и скозь вой.