– Правду говорим! Вика!

Вика уже лезла через забор, подсаживаемая своим Костей. Сторожевая собака внутри уже просто заливалась, поддерживаемая дальними соседками. Николай счел, что это хороший признак. Если бы деревню хотя бы раз посетили каратели, собак бы в ней не было точно. Да и людей оставались бы единицы.

Вика тяжело спрыгнула с другой стороны забора, крякнула. Неторопливо прошла метр к калитке, лязгнула крючком, приоткрыла. Так же неторопливо подошла к крыльцу. Вежливо вытерла ноги. Аккуратно постучала. Хрипло прокашлялась.

– Дорогие хозяева!

Голос у девушки был поставлен уже ничего себе. Нормальный такой сержантский голос. Не по тембру, разумеется. По интонациям.

– Как сказал товарищ лейтенант, не будьте вы свинями. Откройте добрым людям двери. Люди воюют который месяц подряд, люди совершенно не в себе уже.

Николаю понравилось это «свинями». Именно не «свиньями», а «свинями». Большая часть их пятерки была уже во дворе, разглядывала надрывающуюся псину. Кудлатенькая, милая такая… Геннадьев и Фокин ждали снаружи: во-первых, по привычке рассредоточились и распределили сектора стрельбы, а во-вторых, трезво оценивали свой внешний вид.

Дверь отворилась наружу, выглянуло испуганное женское лицо. Женщина была старше среднего возраста, но называть такую бабкой было рано.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Вика. Николай повторил то же самое слово, а Костя просто кивнул. Женщина молчала. – Пу́стите нас?

– У меня дети, – глухо сказала женщина.

– Мы не зондеркоманда. Мы свои. Партизаны.

Женщина посмотрела тяжелым, нехорошим взглядом.

– Были тут такие… Окруженцы. Партизан искали… Тоже стучали вежливо. Не тронули никого. А глаза смотрят…

– Давно были?

– В середине лета. Значит, месяца два прошло, – осторожно и так же глухо произнесла женщина.

– И что?

– А ничего. Сроду здесь не было партизан. Никому мы не нужны, слава богу.

– Нам нужны.

Женщина перевела взгляд с Вики снова на него.

– Мы так же выглядим? – спросил Николай, не давая ей сказать что-то еще.