— Как он завернул! — сказал сидевший со мной у приемника отец. — Прогнившие монархии Европы! Это не только немцы с французами, но и мы. Наверное, узнали о нашем союзном договоре. Только ведь сюда можно включить и англичан. Не хотят ли они заодно отобрать колонии и у короля Эдуарда?

— Пуп у них развяжется воевать против всех сразу, — ответил я. — Хотя сказано очень нагло. Не нравится мне это. Он абсолютно уверен в том, что все мы — это уже прошлое, а для этого должны быть какие‑то основания.

— Ложились бы вы спать! — сказала заглянувшая в гостиную мать. — Уже двенадцатый час! Завтра все узнаете.

— Уже идем, — ответил ей отец и обратился ко мне: — Действительно, выключай приемник и ложись. Это у американцев четыре часа дня, а мы с тобой завтра из‑за них не выспимся. Все равно все будет в утреннем выпуске новостей.

Я не стал спорить, потому что тоже уже хотел спать. Дурное дело — не выспаться и ходить сонным, особенно когда в этом нет никакой необходимости. Но утром я первым делом побежал включать приемник. Отец встал позже меня.

— Ну что там? — спросил он, появляясь в гостиной. — Мне уже некогда слушать новости, нужно идти завтракать и на службу.

— Морские министры наших империй выступили с заявлениями, что их подводных лодок вблизи Америки не было, поэтому никто этот эсминец не топил. Англичане пока молчат, но их никто и не обвинял. Но для американцев наши оправдания — это только лишнее подтверждение нашей вины и лживости. Сегодня ожидается заседание Конгресса. Американские комментаторы совершенно уверены в том, что война будет объявлена. Не знаю, что будет в их газетах, а в эфире подняли такую бучу! Настоящая истерика! Не удивлюсь, если скоро многие американцы понесут свои деньги в фонд обороны. Компания организована очень профессионально. Даже мне захотелось побежать в банк и чего‑нибудь им перевести.

— А мы хотели спокойно дожить до следующего лета, — вздохнул отец. — Ладно, ты слушай, а я пошел.

Долго я сидеть не стал, потому что подозревал, что разбора отчетов сегодня не будет. Так и оказалось. Стоило мне прийти в расположенную неподалеку от императорского кабинета комнату, где мы с Николаем Михайловичем возились с бумагами, как зазвонил мой телефонный аппарат, и раздраженный Владимир Андреевич велел все бросить и идти к нему. При моем появлении императорские гренадеры отдали честь и слаженно расступились в разные стороны. Секретарь вскочил со своего места и поспешил открыть передо мной дверь. Раньше за ним такой предупредительности не водилось. В кабинете, помимо императора, сидели канцлер и военный министр. Я начал приветствие по всей форме, но был прерван.