Зуд усилился. Змеи непрестанно двигались.

– Прощу прощения, – коварно улыбнулась гостья. – Взрослее следует мне быть. И незачем постоянно себя разуверять.

Говорила она почти на современный лад, но то и дело использовала странный порядок слов.

Брат Свечка недоумевал: демоница проявила к нему уважение? К нему – простому смертному, который к тому же считает ее порождением зла?

Орудие улыбнулось так, что по спине побежали мурашки, а мужское достоинство еще больше затвердело.

– Слишком много думаешь ты. И слишком уповаешь на различия между нами. Все жители срединного мира поступают так. Думай обо мне, как думаешь о Кедле и Сочии – как думал бы о дочери своей.

– Теперь ты смеешься надо мной. Облачилась в столь похотливое…

– А! Польстил ты мне. Забав ночных и правда я не чужда.

Воздух задрожал. Взметнулось облако крошечных мотыльков, и Орудие вышло из него в облике приземистой пожилой женщины. У нее не хватало переднего зуба, а над верхней губой чернели усики.

– Так лучше?

– Немного лучше. Но мой разум смущают воспоминания.

Неужели он и правда это сказал? Так откровенничал Свечка разве что со своей собственной женой, когда оба они были еще достаточно молоды и терзались желаниями плоти.

– Ах, какой ты милый.

– Ты можешь унять этих змей? И мой зуд? – спросил монах, а потом застонал: надо ж было такое ляпнуть перед этой искусительницей!

Но демоница не воспользовалась подвернувшейся возможностью:

– Пришла тебя я предупредить, что Кедла завтра возвращается. И пленников арнгендских привезет. Увидишь ты, как изменилась она. Посуровела, терпение растеряла. Изранена. Не желает ждать и исцеляться. Надлежит тебе убедить ее.

Брат Свечка кое-как стряхнул с себя похотливый туман, хотя воспоминания уходить не желали.

– Бывало, слушалась она тебя, – добавило Орудие. – Дорога мне она.

– Да?

Совершенный гадал: не кажется ли ему? В Коннеке подобные любовные истории случались нечасто, тут романтическую любовь воспевали, но обычно между мужчиной и женщиной, и герои часто боготворили друг друга на расстоянии.