Брат Свечка вдруг подумал, а что, если воспитать маленьких Ришо вместе с Люмьером?

– Совершенный, я дурная женщина.

– Кедла, как ты можешь такое говорить?

– Я сущий дьявол, женщина из меня никудышная. Сердце у меня разрывается, но не могу я все это выносить. – Она обвела рукой кухню.

Монах вопросительно хмыкнул.

– Чувство вины терзает меня. Но больше жить такой жизнью я не могу. Останусь здесь – сойду с ума. И кого-нибудь покалечу.

– Ты привыкнешь. Всем солдатам приходится приспосабливаться к мирной жизни.

– По мне виселица плачет. Не могу прогнать злые мысли.

– Дитя мое, война закончилась. Ты победила.

– Совершенный, война с чудовищем внутри меня только началась. Сегодня утром я поймала себя на том, что обдумываю, как убить Раульта и Шардена, чтобы больше за них не отвечать.

От ужаса Свечка лишился дара речи, как и ожидала Кедла.

Она призналась ему, потому что действительно любила своих сыновей и не хотела причинить им зло.

Совершенный чувствовал, что ее страхи не беспочвенны.

– Ты можешь позвать то Орудие? Оно тебе поможет?

– Надежду? Она никогда не говорила, как ее звать.

– Скверно. – (Не лукавит ли Кедла?) – Я тоже не могу ее позвать.

Девушка посмотрела на торчавшую из-под одежды татуировку:

– Зачем она с вами-то это сотворила?

– Не знаю. Мы с Бернардином… Думаю, о своем первоначальном замысле она уже позабыла. Все вышло не так, как ожидала Надежда. Теперь и эти змеи, и способность Сочии менять обличье стали ненужными изъянами. – Монах надеялся, что больше Орудие не станет втягивать их троих в свои планы. – По сравнению с нами Надежда – существо весьма древнее, но на самом деле она лишь избалованное, упрямое и не слишком-то умное дитя, зачарованное своей женской силой.

Кедла кивнула: