– Ладно, может, не всегда, но часто. Разные любовные интрижки остаются тайной лишь потому, что Ночь не находит их достаточно занимательными для сплетен.

– Ты по какому-то особому делу явилась? А то я еще из кровати не вылез.

– Я действительно хотела знать, придумал ли ты план.

– Да неужели?

– Честное слово. Нам надо знать, какую роль ты отведешь нам, и приготовиться.

Одеваясь, Хект рассеянно заметил, что этим утром чувствует себя так, как обычно чувствовал в обществе Элспет, когда горела волшебная свеча.

Ни о каком плане он подумать не успел – его одолел усвоенный еще в отрочестве фатализм: будь что будет, на все воля Божья. Бесполезно из кожи вон лезть и хныкать, если такова воля Всевышнего.

Пайпер поразился этой мысли.

Прямо сейчас в его комнате сидело божество. Каждый день оно влияло на его жизнь. И не нужно было этому божеству ничего приписывать: Гаурли напрямую говорила с ним. Не нужно было верить в некий непостижимый замысел или чью-то волю.

– Так ты успел кое о чем подумать, – заметила Гаурли.

– Это другое, но, может, и пригодится.

Еретические настроения Хекта успели хорошенько укорениться с тех пор, как его предали Шельмец и Лев, а теперь он и вовсе прошел точку невозврата.

– Да не будет у меня других богов, кроме меня, – пробормотал Пайпер, а потом озадаченно добавил: – Кроме тебя?

– Что? – спросила Гаурли.

– Меня больше не осеняет Божественная милость.

Гаурли расхохоталась.

– Что-то я сильно в этом сомневаюсь, дорогой мой!

– А?

– Ты думал о чем-то таком, что пришлось бы не по нраву праманскому или чалдарянскому богу. Они оттолкнули тебя, и тебе осталось довольствоваться огрызками варварских времен, реликтами, которым не хватило совести сгинуть подобру-поздорову. Так? Тебе чуть было не явилось откровение.

– Теперь ты надо мной потешаешься, – проворчал лорд Арнмагил.