– Рад слышать, – осторожно произнес он. – Скажите, с девяти утра здесь приставали какие-нибудь суда?

На мгновение тело Томпкинса как бы окаменело. Он взглянул на Фишбурна, потом снова на Смита, посмотрел в окно на пристань и опять на Смита.

– Только одно, – произнес он, будто удивляясь собственным словам. – Яхта была. Пристала вскоре после десяти.

Смит взглянул на Фишбурна; у того отпала челюсть.

– Что-о?! – почти заорал он. – Томпкинс, да я вас…

– Спокойнее, – перебил Смит. – Я уже видел подобное в городе. Господин Томпкинс, почему вы не проинформировали своего начальника, согласно его приказу?

Томпкинс смущенно пожал плечами.

– Потому что… он сказал, чтобы я не говорил.

– Сказал не говорить? – Фишбурн посмотрел на Смита. – Это что, игра какая-то?

– Скорее, нечто вроде гипноза. И неплохого, за исключением случая, когда задается прямой вопрос.

– Вот как? – Фишбурн придвинул к себе один из стульев. – Прекрасно. Потому что у меня есть несколько очень прямых вопросов.

45

45

– Два фонаря! – Джордан был явно доволен, что первым уловил смысл шутки Ференцо. – Я понял. «По суше – один, по морю – два».[5]

– Молодец, – сказал Ференцо, дописывая сообщение. – Значит, расклад такой. Яхта «Галенз тенс» взяла двух женщин с пристани в Кингстоне, примерно в семидесяти милях от Нью-Йорка вверх по Гудзону. Начальник пристани опознал Кэролайн по фотографии, другая дама, скорее всего, Сильвия.

У Роджера перехватило дыхание.

– Как она выглядела?

– Он не видел ее вблизи. Но она взошла на борт без посторонней помощи, так что, полагаю, с ней все в порядке.

– Он видел воинов? – спросил Зенас.

– Нет, но известно, что на борту был, по меньшей мере, еще один пассажир, – ответил Ференцо. – Пожилой господин, который зашел в контору, пока женщины поднимались на борт, и велел начальнику пристани никому не рассказывать ни о яхте, ни о пассажирах. И тот молчал, пока Смит не задал прямой вопрос.