— Ну, слушай, кудесник, чего молчишь? — спросил князь. — Никак не пойму, отчего там, на Отаве, случилась у вас эта сеча с аварцами? С чего началось?

К ним подошёл Ладри, а за ним появился Ацур. Рагдай стал неторопливо отвечать:

— Вот, кстати… Я, Эйнар, Ацур и Ладри купались в реке у развилки тропы под скалой. Ладри обиделся на шутку, побежал по тропе в заросли и попал прямо на аваров, которые спускались с перевала.

— Так я что тут, из за этого тощебрюхого оказался? Сёкся из за него с аварцами? — Стовов начал привставать, казалось, он вдыхает больше воздуха, чем выбрасывает со словами. — И этот рыжемордый Ацур, конечно, бросился его отбивать. Из за этого всё? Да? Это из за них нас оставили боги?

Рагдай положил на кольчужные плечи князя тяжёлые ладони, но это не остановило движение его, только замедлило. Остановило слово:

— Нет, князь, не оттого. Сядь. Тогда мы послали Эйнара к ладьям, чтоб вы затаились и изготовились, и ещё не знали мы, как выручить Ладри. Можно было дать выкуп, безан или полбезана. Но на другом берегу к воде вышли Беляк с Дубнем. С красными щитами, все в оружии. Авары, что на другом берегу, всё поняли. Началась сеча.

— Клянусь всеми богами. Так было, — успокаивающе кивнул Ацур, Рагдай перестал удерживать Стовова. — Смотри, как мальчика перепугал…

— Я не тощебрюхий, — сжав зубы и отворачивая распухшее кровоподтёками лицо, процедил Ладри.

— Зато я рыжемордый, клянусь рыжей бородой Тора, — сказал Ацур, разводя руки. — Обида на Стовова всё одно, что обида на ветер Геннглан. Сначала молвит, а потом поймёт, что верное молвил. Потому Стовов — князь Каменной Ладоги. — И прибавил уже почти на ухо мальчику: — У него и жена, Бела, такая. Как скажет, так по колено в землю вгонит. А Часлав…

— Присуши язык, Ацур, не посмотрю на заслугу! — рявкнул Стовов, потом, поколебавшись некоторое время, добавил примирительно: — Рагдаю верю.

Рагдай усмехнулся, повернулся к Семику:

— Сколько у нас еды, воевода? Если два дня тут стоять придётся, хватит?

— На два хватит, если впроголодь. Если не заохотится чего, — почесал низкий лоб Семик, покосившись на появившегося как из под земли Мечека с двумя бурундеями. Мечек был бос от жары, без панциря, клыкастого шлема, в одной только небелёной льняной рубахе, с неизменным серебряным солнцем Водополка на груди.

— Все мои перешли, — сказал он, жмуря морщинистое лицо от светового блика. — И вот что хотел сказать тебе, князь.

— Ну? Решил один назад идти?

— Нет, храни тебя Ярило. Так скажу. От Стовграда до Буйце шли в своей земле, потом до Илеменя в земле Чагоды Мокрого, союзного нам, потом до Янтарного моря по ничейной, дикой земле, потом по ничьей воде, потом через запустелый от паводка Шванганг до Вука. В Вуке нас охранили боги и тамошний маркграф Гатеус. Потом шли через земли запустелые от ожидания аварского нашествия. И всё по воде шли. А ныне посуху двинемся.