Кудесник, пока шёл, поглядывал на то, как Стовов под берёзой вязал курице лапы, одним взмахом ножа отсекал головку, другим вскрывал от шеи до хвоста. Птица ещё неистово билась, ещё летели вокруг кровавые брызги, а князь уже держал в ладонях крошечные внутренности, разминал пальцами, вглядывался.

Рагдай едва не упал, споткнувшись о лежащее в траве седло. Уже глядя под ноги, протиснулся между лошадьми и, щуря глаз от взмахов хвостов, чуть не наступил на руку Ацура, протянутую за какой то травинкой. Ацур был бледен, вокруг глаз синие круги, на скулах пятна нездорового румянца. Соломенные волосы перепутались с паутиной, в чёрной бороде листья и сор. Он выдернул из под ног кудесника травинку, обкусил белую суставчатую оконечность, верхушку дал Ладри, сидевшему тут же.

След от аварской верёвки на шее мальчика сделался из багрового синим, молодая плоть быстро перемалывала кровоподтёк. Опухоль на лице сделалась меньше, только правая щека по прежнему мокла сукровицей. Мальчик взял травинку, сунул в рот, стал неуверенно жевать, морщась от горечи.

— Это трава, вроде берес. От ран. Умей искать её среди других трав, — назидательно сказал Ацур. — И талисман тебе надо подобрать хороший. Был бы при тебе на Отаве оберег, он теплом своим указал бы на опасность. Не убегал бы далеко. Видишь, что из этого вышло. — Варяг поднял глаза на Рагдая: — Может, замотать ему щёку?

— Нет, пусть сохнет без всего. Под тряпкой загнить может. Слушай, Ацур, князь то гневается на тебя.

— За побоище на реке? — скривил гримасу презрения варяг.

— Нет. Говорит, четыре лета служил верой, долю имел всегда, славу, а после того, как сходил с кудесником, со мной, на Руген, за Вишеной, отдалился, будто не княжий дружинник. Теперь всё больше с варягами да с варяжским мальчишкой.

Ацур разозлился, к лицу прилила кровь.

— Запамятовал Стовов, как уговор был. Служу ему за долю малую, но до поры, какую сам определю. Как захочу, так уйду. Только так, чтоб не к врагам. Дружина Вишены не враги. Ладри тоже. Да и разница только та, что рядом не иду да сплю поодаль. Что ему ещё? Глаза мои? Руку? Может, он ещё хочет Дорогобуж у меня забрать, что сам пожаловал, жену и наложниц забрать моих?

— Нет, угомонись, просто утомился он, видно. Вольгу одного только и не кусает. Любы ему полтескские камни.

Рагдай приподнялся на носках, глядя через спины лошадей. Увидел, как князь стоит растерянно над тушкой курицы, непонимающе таращится на свою ладонь. В пяти шагах от него собралось десятка три стреблян, бурундеев, дедичей, в напряжённом ожидании исхода гадания.