Ацур отшатнулся, обмяк, потом скрипнул зубами, сгрёб ножны меча, так что хрустнули перстни и пальцы, резко встал:

— Клянусь Одином, вы все лишились ума. Я пойду и убью Стовова. Без него не будет ничего. Полтески, бурундеи и стребляне не станут слушать Семика и Скавыку.

— Стой! — Рагдай схватил варяга за штанину. — Слушай меня, Ацур из Хевда. Иди и скажи Стовову, что если он будет ждать темноты, то я уговорю Вишену и варягов тоже ударить по франкам.

Прошла целая вечность, прежде чем Ацур молча кивнул и ушёл в сторону шатра Стовова.

— Ты не сможешь уговорить варягов напасть на франков. Все умрут прежде, чем стрела десять раз упадёт на землю, — глядя на уходящего Ацура, сказал Креп.

— Я не буду их уговаривать, Арбогаст утром напал на аваров и убил Ирбис хана. — Рагдай осторожно передал Крепу книгу и стал загибать пальцы: — Золото и шар были у Ирбис хана. Хитрок прошёл по его пути от самой пещеры на берегу Маницы. Везде он видел или тяжёлые возы, или следы от них. По всем приметам сегодня день Шестокрыла. Золото. Это золото заговорит. Нужно ждать.

— А если всё будет как прежде? — Креп завернул книгу в просмолённый кусок льна. — И сколько ждать?

— Как прежде не будет, — торжественно произнёс Рагдай, потом хитро покосился на Крепа и добавил, почти едко: — Кто кудесник, ты или я? Кто может оживлять умерших конунгов, говорить с Матерью Матерей и делать мечи из небесной стали?

Креп поспешно отмахнулся:

— Ты, ты.

— Знаешь, Креп, уже два дня мне чудилось, что в воздухе есть что то большое, плотное, быстрое, извергающее гул, как раскаты далёкого грома. — Рагдай повертел перед собой сжатый кулак, как будто что то вкручивая. — Что то произойдёт. Нужное нам. Слышишь?

— Это падают камни в горах, — невозмутимо сказал Креп.

Рагдай с сомнением покачал головой. Поднявшись, кудесник медленно пошёл к шатру Стовова. Под ногами с нежным шелестом сминалась сухая трава, прыгали в разные стороны жуки, разлетались мошки и бабочки. Земля, скрытая клевером и разрыв травой, была тверда и бугриста. Пройдя мимо осёдланных коней, привязанных вкруг к воткнутой в землю рогатине, и рассеянно махнув рукой приветствовавшему его бурундею, красному от жары, выверяющему упряжь, Рагдай перешагнул через лежащие на земле щиты. Несколько навесов из грубой льняной ткани, в которые бурундеи перед сожжением обычно заматывали своих мертвецов, натянутые на копья, давали клочки тени, отданные Мечеку, слабым и раненым. Прочие сидели, оборотясь в сторону леса и аквитанцев, под открытым солнцем уже с полудня. Их лица блестели, а длинные волосы и бороды слиплись, как пучки водорослей, вынутых из воды, глаза были скрыты плотно сжатыми веками, отчего у висков собрались морщины, усы ощерились, и казалось, что воины улыбаются. Пластинчатые панцири, серые от пыли и отсутствия обычного ухода, были разогреты так, что на них трудно было удержать ладонь. Кожа рубах и поножей сделалась на вид сухой и шершавой, как старая недублёная шкура, выброшенная из за негодности кожемяками.