Я попытался сесть. Крукшенк, почти все внимание которой было поглощено процессом, рассеянно толкнула меня назад.

– Не, ты давай лежи, пока с тобой не закончат. Я тебе не собиралась говорить, но раз уж… – она показала на то, что делала, – …короче, думаю, ты как-нибудь переживешь известие. Уже пару раз видела, как они ушмыгивали куда-то вдвоем. И Шнайдер всегда возвращается с этой своей самодовольной ухмылочкой, так что… – она пожала плечами и снова приступила к размеренным поглаживаниям члена. – Ну а чего… он не урод… для белого мужика… Ну а Вардани… наверное… берет все… что дают… Нравится тебе, Ковач?

Я застонал.

– Так я и думала. Эх, вы, мужики, – она покачала головой. – Стандартный трюк из арсенала порноконструкта. Всегда идет на ура.

– А ну-ка иди сюда, Крукшенк.

– Не-а. Ни за что. Позже. Хочу видеть твое лицо, когда ты соберешься кончать, а кончить-то я тебе и не дам.

Притом что против нее были выпитый алкоголь и выкуренная трубка, прогрессирующее радиационное отравление, Могильер, засевший в моей голове, а теперь еще и мысль о Тане Вардани в объятиях Шнайдера – несмотря на все это, Крукшенк, чередуя энергичную стимуляцию руками с легкими поглаживаниями грудью, довела меня до нужного состояния меньше чем за десять минут. А когда довела, трижды не позволила мне пересечь финишную черту, гортанно вскрикивая от удовольствия и возбуждения. В конце концов, быстро и яростно двигая рукой вверх и вниз, она дала мне кончить, забрызгав нас обоих семенем.

В этот момент в голове словно что-то выключилось. Вардани и Шнайдер, Могильер и надвигающаяся смерть вылетели из моего черепа, словно их вынесло сквозь глазницы взрывной силой оргазма. Я обмяк, растянувшись на узкой койке, и стены кабины расплылись перед моими глазами.

Чувства вернулись ко мне, и я ощутил касание гладкого бедра Крукшенк, садящейся мне на грудь.

– А теперь, посланничек, – объявила она, обхватывая мою голову обеими руками, – возвращай должок.

Ее пальцы переплелись на моем затылке, и она прижала мою голову к набухшим складкам плоти, мягко покачиваясь из стороны в сторону, точно мать, баюкающая младенца. Ее щель была горячей и влажной, а обильно текущие соки – горькими и терпкими на вкус. От нее исходил запах чуть обожженной древесины, а гортанные звуки, которые она издавала, походили на хрипы ходящей взад-вперед пилы. Я чувствовал, как по мере приближения к оргазму все больше напрягаются длинные мышцы ее бедер. Под конец она слегка приподнялась с моей груди и задвигала тазом в невольной имитации коитуса. Сплетенные пальцы на моем затылке едва заметно дрожали, как у висящего над пропастью человека, чья хватка начинает ослабевать. Гортанные звуки участились и стали громче, перерастая в хриплый крик.