– А Шнайдер?
Хансен отправил в рот очередной кусок и пожал плечами:
– Поехали вместе, но он остался. А что?
– Ничего.
– Держи, – Люк Депре поставил передо мной тарелку с омлетом. – Подзаправься.
Я безо всякого энтузиазма попытался поесть. Я не чувствовал явной боли, но знал, что под онемением на клеточном уровне скрывалась болезненная нестабильность. Уже пару дней мне кусок в горло не шел, и удерживать в желудке еду с каждым утром становилось все сложней. Я разрезал омлет и поковырял вилкой в тарелке, но в итоге оставил еду практически нетронутой.
Депре притворился, что ничего не заметил, но было видно, что его чувства задеты.
– Никто не обратил внимания, не догорели там наши малютки?
– Дым еще идет, – сказал Хансен. – Но не сильный. Доедать будешь?
Я покачал головой.
– Давай-ка сюда, – он соскреб содержимое моей тарелки в свою. – Ты вчера, похоже, порядком переборщил с местным бухлишком.
– Нет, просто я загибаюсь, Оле, – раздраженно бросил я.
– Ну, может, это тоже поспособствовало. Или трубка. Мне отец как-то наказывал, чтобы я не мешал алкоголь с куревом. Ни фига хорошего от этого не бывает.
С другого конца стола раздалась трель коммуникатора. Чья-то невыключенная гарнитура. Недовольно хмыкнув, Хансен протянул к ней свободную руку и приложил к уху.
– Хансен. Угу, – какое-то время он слушал. – Хорошо. Пять минут, – ему снова что-то ответили, и на его лице появилась натянутая улыбка. – Ага, передам. Десять минут. Угу.
Он бросил гарнитуру обратно и скорчил гримасу.
– Сутьяди?
– Угадал с первой попытки. Он собирается провести рекогносцировку местности, где располагаются наноколонии. А, да, – его ухмылка вернулась, – он просил