Стройный корабль на широкой блестящей глади. Целый, неповреждённый. Не беря в расчёт рисунки на боках, просто ассоциацией. И кое-какие сомнения, живущие так глубоко, что, будь это в лесу, не пробился бы туда ни единый луч.
— Ян, слушай.
— А?
— Все эти искусственные. Сколько их мы обнаружим ещё?
Директор пожал плечами.
— Я не знаю. Армада относилась к своим экспериментам очень неряшливо. Во всяком случае, мы не нашли ни картотек, ни списков. Может быть и так, что Армада успела их уничтожить, конечно… Искусственных было немало. Думаю, нам с ними ещё сталкиваться и сталкиваться.
— А ты не допускаешь мысли, что они возникают и сейчас?
— Из-за чего?
— Потому что Армада жива.
Армада, Армада… Складка скользнула на лоб Яна и притаилась там, но он не хмурился — думал, прикидывая для начала, с какой целью был задан вопрос и не несёт ли он за собой каких-нибудь неприятных открытий. Однако Рик развёл руками — слова без подоплёки, просто интерес, если чем и приправленный, то не серьёзными опасениями, а беспокойством по не настолько значительному поводу. Бумага ещё раз хрустнула в его кармане.
Ян вздохнул. Тихий оттенок горечи, но только на пару секунд — старые, но не стёртые воспоминания. О ком он подумал сейчас — о друзьях и коллегах, с которыми когда-то трудился бок и бок и которые оказались чудовищами, о добитых и побеждённых, но прощённых, прятавших при случайной встрече глаза, об отсидевших свой срок и о мёртвых, покоящихся под именными, а чаще безымянными камнями… За оставшимися в живых наблюдали. Они были так слабы, что вызывали жалость. Армада не могла существовать. Разве живо срубленное дерево?
— Армады нет. Война кончилась, Рик. И хорошо, что ты её не увидел.
Зам помолчал некоторое время.
— Сам-то ты в это веришь?
Светло-карие глаза ощупали его лицо.
— Ясно. Опять возился с архивами.
— Не только. Кое-кто перечитывает вечерами старые письма и плохо спит. И если ты полагаешь, что я не заметил, то ты ошибаешься. Ян…
Тот покачал головой.
— Скоро двадцатая годовщина, — просто сказал он. — Это не тревога, Рик. Это память.
— Которую ты себе растравляешь, используя вместо ножа исписанные листы. Я их всех к чёрту сожгу.