Человек взглянул на неё, потом зачем-то быстро задрал рукав, посмотрел на свою жилистую руку, вернул рукав обратно и изобразил на песке оскаленную треугольную морду.

— У вас, говорят, их почти всех перебили. Так можете теперь и наших… на здоровье. Никакой от них пользы, только вред: скотину портят, людей пугают…

— Примем к сведению, — любезно ответил Курт.

Лучик покачалась на носках. Человек залюбовался её волосами.

— Ромашкой моешь? Или льном? Старейшина всякие отвары полезные делает, знаем…

— Шампунем, — хихикнула Лучик.

— И такое у него, наверное, есть. Ну что, вы идёте?

Прислужник поднялся и отряхнул балахон от прилипчивой пыли. Ростом он был с Четвёртую.

— Идёте? — бесхитростные голубые глаза перебежали с одного лица на другое. На ресницах тоже осела пыль, высветлив их и вызолотив.

— Идём, — кивнул Капитан. — А тебя как звать-то, прислужник? Или и ты безымянный?

— Ефим, — с достоинством ответил тот.

— А годков тебе сколько? Ну — зим…

— Так семнадцать.

Курт поперхнулся конфетой.

— Акселерация, — постучал его по спине Капитан. — Обычное дело. Может, здесь ещё и эндемичное. Теперь узнать бы, сколько они вообще живут… А отцу твоему? Или матери? У тебя ведь есть родители?

— Есть. Отец. Сорок. Он старый.

— Но не старше старейшины, верно? — спросила Четвёртая.

Прислужник согласно кивнул.

— Тот долго живёт, все пришествия видел…

— Пришествия? — переспросил Капитан.