Проводник смотрел на него расширенными от изумления глазами — ни дать ни взять обитатель дупла. Пятясь, делал шаг, другой и внезапно кинулся прочь, пару раз забавно споткнувшись в ногах.
— Ефим! Прислужник! Ты чего? — крикнула Луч ему вслед. И разгневанно обратилась к Курту: — Это, между прочим, было грубо и неправда!
Курт хихикнул. Капитан покачал головой.
— Вот так вот. Странно только, что раньше не удрал.
— И не удрал бы вообще, если бы не вы двое!
Каменистый луг перед ними горел тёпло-красным.
— Кермек, — сказала Четвёртая. — А деревню придется самим искать. Невежливые мы с вами гости, оказывается. Но и хозяева тут какие-то…
Далеко впереди бежал человек, высоко подбрасывая стянутые балахоном ноги. Сияющая капля подковы лупила его по груди. Он не оглядывался.
— Да что искать — сказал же, через брод и налево, — ответил Капитан.
— Грубо не грубо, а действовал на нервы. Побежал вон, склерозник, — проговорил Курт. — Заметили, какая у него короткая память? И привычка пялить глаза. Абориген…
— А ещё совершенно детская манера вести разговор, — сказал Капитан. — И рисунки, без которых он может забыть, за чем его послали. Сдается мне, что-то в его котелке не очень правильно варит. Но я не удивляюсь: в мире после катастрофы физические и ментальные изъяны — обыденность…
— Бедный, — сказала Лучик. — Надеюсь, в деревне его не слишком дразнят.
— Дразнят или нет, но в прислужники взяли. Даже за цветами отправляют. Хотя странно, что отправляют безоружным — в место, где водятся какие-то равки. Если нападут, подковка во рту не поможет. Не очень-то старейшину заботит безопасность своих «принеси-подай». Разве что их у него очень много.
— Это жестоко, — ответила Лучик.
— Может быть. Но мы пока здешних законов не знаем. Как весело он рисовал с тобой, рыжая… Привык, видимо.
— Да и ради дверей, — ответила та, срывая цветок. — Забавный.
— Потратил барбариску на психа, — огорчился Курт.
Лучик принялась собирать букет.
— Старейшине, — объяснила она. — По нашей же вине Ефим сбежал. Нужно теперь помочь, а то его накажут.