— Может быть, чушь. Может быть, и сумасшедший… Зато слова мои — правда, и я это вижу столь же долго, сколько живу. Наш мир не вышел, не получился. Кривобокий хромоногий уродец, изъязвленный и слепой… Пусть покоится в небытии. Взамен родится новый.

— Вызывайте санитаров. Пациента пора паковать.

— Я честен перед вами, — возражает Костыль. Если слова ему и не понятны, интонацию он различил хорошо. — Это — лишь честность.

— И попытка судить с высоты как раз божественной, — говорит ему Четвёртая. — Вот вы, нас останавливающие — не слишком ли много вы берёте на себя самого, одного человека, решая судьбу всех вокруг вас?

Идущие ждут ответа. Старый пасечник улыбается.

— Тот же вопрос я задал бы вам, не будь вы прежними. Тот, кто сильнее… ему всё можно. В этом главная беда. Но открою вам, сильным, тайну: и червяк способен кусаться. Прямо сейчас он разевает челюсти. Не пораньтесь.

У дома Петра собираются деревенские. Их полусонное, нервозное перед ожидаемым торжеством недоумение сменяется ужасом. Затем — гулким, всё нарастающим гневом. Из небольшой кучки сборище превращается в толпу — быстрота распространения экстраординарных новостей неудивительна для места, которое много зим живёт однообразно и размеренно. В хоромах пророчицы все спят, спит и старейшина, а над дорогой, поблескивая, уже плывут вилы и топоры. Несущие их руки нарядны. Деревенские не позволят испортить себе так долго ожидаемый праздник.

Рыжеволосая женщина в ответ на двусмысленную аллегорию только пожимает плечами.

— Червяки нашего мира обычно дохнут, стоит наступить на них ногой.

— Но вы-то в другом. Я не хочу вашей гибели, прежние. Спрячьтесь и переждите.

— Переждать что?

— Капитан!

Курт врывается в комнату.

— Там толпа… люди, местные. Идут сюда. Злые. Что делать?

— Познакомимся и поговорим.

— Не уверен, что они хотят разговаривать. У них оружие и вид линчевателей. Решили вздёрнуть служителей культа? Если это связано с Очищением, то я их всецело поддерживаю. И того, кто прочистил им наконец мозги…

— Связано с другим, — пасечник осторожно опускает голову мальчика на пол, подкладывая под неё свою свёрнутую куртку, и поднимается на ноги. — Они идут, чтобы убить армейцев.

— Нас, что ли? За что?