— Потому что мы не боги.

Костыль машет рукой.

— Придираетесь к словам, — если и упрёк, то слишком добродушный. — И потом, как-то вы же к нам пришли?

— Это была случайность. Мы не хотели и не собирались. Вмешиваться — тоже.

Костыль пожимает плечами — кажется, что он не особо верит.

— Пусть так. Но теперь-то вы здесь. И уже вмешались. Правда, пока не смертельно…

— Смертельно, не смертельно, — Капитан начинает терять свое многострадальное терпение. Его глодает смутная тревога, а ещё знакомый недосыпный зуд и мерзкое ощущение во рту после этого их деревенского пойла, которое он лишь попробовал на язык, потому как нужно было соответствовать образу благодарного гостя и не настораживать старейшину. Что-то здесь, в этом мире, в этом их разговоре есть очень и очень неправильное. — Смертельно — то, что вы все тут задумали! Мало того, что смертельно, так ещё и отвратительно. Грязный, кровавый цинизм. И какой изощрённый. Надо быть больным на голову, что придумать такое. И одобрять.

Костыль пропускает его слова мимо ушей.

— Так что с дверями? — спрашивает он у Четвёртой.

— Как же вам объяснить… Мы сможем вернуться, если только нам откроют дверь с той стороны, откуда мы пришли. Или если произойдет истончение, когда мы в силах сделать дверь самостоятельно. Но истончение — слияние многих факторов, о которых говорить долго и нудно. Боюсь, вы не поймёте.

— Тогда просто не мешайте, — отвечает пасечник.

— Мне кажется, этот мальчик вам очень дорог. Вы осознаете, что, позволив Очищению свершиться, вы причините ему страшную боль?

— И мальчик, и девочка, и все, здесь живущие, даже те, кто смеётся надо мной и называет старым чудаком… — Костыль поднимает голову к потолку, но глаза его прикрыты. Будто ищет ответ на оборотной стороне своих век. Он кажется очень старым и очень уставшим. — И листья, и деревья, и цветы, и дома, и армейцы, и даже конфедераты. Люди с востока ведь не желают нам зла. Они только хотят сохранить наследие прежних. Я люблю этот мир — он подарил мне жену, любимую. Он, впрочем, её и отнял…

— В таком случае объясните ваше согласие с завтрашним кошмаром. А то мы здесь переливаем из пустого в порожнее, а время идёт…

— Бог, — Костыль улыбается в никуда.

— Бог… вера, религия? Как по мне, вы не похожи на фанатика.

— Скорее на обычного сумасшедшего, да? — Костыль встряхивает головой, чтобы колокольчики зазвенели. — Вот так, в шляпе… раньше ещё и на рукава пришивал, но они быстро оторвались… Позвольте, я расскажу.

Он гладит Серого по макушке. Капитан, не любящий религии вообще, предчувствует долгий и малопонятный ему разговор, поэтому прислоняется к стене, выглядя одновременно смирившимся и раздражённым. Четвёртая показывает взглядом: потерпи. Лада, по-прежнему лежащая в постели, тихо вздыхает во сне.