Альга и Харберт. Их не было, и при мысли о данмерке сердце пропустило удар, сжавшись не то от сочувствия к ней, не то от мысли о силе ее так и не сказанного слова. Она, может, даже не знала о преступлении Корнелия и не имела возможности вступиться, если доводы информатора Черной Руки что-то значили бы на суде.

 — Я всегда знала, что он навлечет Ярость Ситиса и Девять его не спасут, — Антуанетта Мари выдавила изломанную напряжением усмешку. Угода ли самолюбию, порожденному убежденностью в своей прозорливости, попытка ли словами развеять гнетущее молчание — все равно.

«Мари была против, Очива и Тейнава, Раадж»… — несмолкаемым эхом звучали недавно сказанные слова Корнелия, все глубже врезаясь в память. Неприязнь к Мари, дремавшая где-то внутри уже давно, переродилась в ненависть, тут же загнанную в дальний угол сознания. Желание схватить за нож, висевший на поясе и стереть с лица бретонки усмешку — вполне живое, настоящее…если бы не Догматы, если бы не страх, укрепленный увиденным. Ярость Ситиса перестала быть безликим ужасом, живущих лишь в воображении верующих; реальная и осязаемая, она добиралась и до тех, кто молился другим богам. И уж точно добралась бы до нее, не молившейся никаким.

 — Не стойте, вы знаете, что делать, — голос Лашанса, прозвучавший позади, не скрыл раздражения, — И уберитесь потом.

 — Да, Спикер, — Тейнава, лицо которого приняло самое смиренно выражение, склонил голову, — Где...

 — На кладбище, он так хотел. Как это сделать, вы знаете… Мари, еще одно такое замечание — отрежу язык.

 — Я ничего не сказала!.. — ангельское лицо убийцы выразило высшую степень оскорбленности.

 — Хотела сказать. — Люсьен Лашанс проигнорировал ее возмущенное сопение и развернулся, жестом приказав Терис следовать за собой.

 Она промедлила — всего мгновение, затянувшееся, когда взгляд вновь упал на уже широко распахнутую дверь.

 Тейнава шагнул за порог, наступая в лужу крови, свет высоко поднятого факела в его руке выхватил из плена темноты комнату Корнелия. Алые подтеки расцветили стены, багрянец запятнал страницы раскрытой книги, отброшенной в угол, мертвенно блестели осколки камня, хранившие очертания статуэтки Акатоша. Было еще что-то, на что Терис посмотрела и тут же отвела взгляд, не позволяя себе думать об этом, и что заставило нетвердым шагом побрести вслед за главой чейдинхолльского убежища.

 Подземелье проглатывало все звуки, стихавшие позади. Чужое, равнодушное ко всем, кто когда-либо бывал в его стенах, утратившее недавнюю враждебность и не казавшееся больше домом. На нижних уровнях было куда холоднее, но в нос все еще упорно лез несуществующий здесь запах крови, вызывая в памяти темное пятно на полу и что-то, о чем лучше не думать, но что с одного взгляда сполна дало понять, что Корнелий мертв.