Крик, донесшийся издалека, пробившийся сквозь стены и пронзивший насквозь, был ответом, от которого замерло сердце, перехватило дыхание, а перед помутившимся взглядом блики факелов ярко расцвели на выпавшем из рук и покатившемся по серому камню плит яблоке.
Глава 35
Глава 35
Сумрак в коридоре — нетронутый светом факелов, горевших далеко впереди, но прозрачный, позволяющий различать очертания приоткрытой двери в комнату Корнелия, где сгущалась темнота. Черная и густая, как смола, разлившаяся по полу...
Еще шаг — и напряженное зрение уловило тусклый отблеск, от которого перехватывало дыхание, и ноги вдруг разом примерзли к полу, а тело, шатнувшись, оперлось рукой о шершавый камень стены.
Темное и вязкое, лужей разлитое на полу — не темнота, не игра теней.
Терис хотела крикнуть, но крик застыл в горле, лишая дыхания и заставляя глубоко втянуть воздух. Холодный, пропитанный тяжелым запахом крови и смерти.
Острый железный запах и ползущее к ногам темное пятно — немой ответ на вопрос, после которого осталась только пустота, лишающая возможности шевельнуться. Еще мгновение назад можно было на что-то надеяться, куда-то бежать и уповать на милосердие Девятерых, сберегая отголоски чужой веры, а теперь — стоять, вдыхая запах крови, и смотреть, как разливается темное пятно, блестя на камнях.
Ослепительной краснотой отразился факел, сгоняя покров темноты, милосердно скрывавшей кровь, быстрые шаги долетели до слуха, заставляя медленно поднять помутневший взгляд.
Они пришли, выползли из своих укрытий, переждав, столпились в коридоре. Кто-то из женщин выдохнул, метнулась к лицу рука, и в тихом шепоте сожаление смешалось с облегчением. Телендрил. Что-то пробасил Гогрон, шипением отозвалась Очива, и снова тишина — минута молчания, в которой было больше замешательства и страха, чем скорби.
Им страшно. Кому-то, может, и жаль Корнелия, но во всем этом сквозило облегчение, скрываемое не слишком старательно, ранящее, болезненное, заставляющее сжимать руки в кулаки от бессильной злости.
Стоять и молчать, скрывая чувства, пытаясь не чувствовать запаха крови, и хранить застывшее выражение лица. Последнее не слишком сложно: все идущие на ум слова — сплошной крик ярости и страха, обвинение тех, кто свидетельствовал против Корнелия. И едва ли этот крик они пропустят мимо ушей.
Из калейдоскопа цветных пятен складывались лица, ярким светом факелов обращенные в гротескные маски. Мрачное спокойствие — в алых глазах Очивы, отразивших лужу крови и пламя факела, зубастый рот Тейнавы скалился, но не в улыбке, а в напряженной гримасе. Безмолвно торжествовал М'Раадж-Дар, прижала ладонь к губам Телендрил — жест мимолетного сожаления, но не боли. Гогрон хмурился, зараженный ее настроением, и в его глубоко посаженных глазах отражалось медленное течение мыслей... Вдруг резко развернулся и зашагал прочь Винсент Вальтиери, зажимая рукой рот, и на его уподобившемся черепу лице Терис почудилась горечь пополам с обреченным спокойствием — неизменным детищем бессмертия.