Душитель молчал, впиваясь взглядом в полукровку и пытаясь высмотреть, не укрылась ли за всем этим ложь. Если она врала, то врала безукоризненно, а если нет... Харберт никогда не отличался умом, и угрозы собрату в стенах убежища были не самым большим его провалом. За самый большой его убили.
— Мне жаль, что так вышло. Я почти не знал Корнелия, но... он всегда вызывал уважение. Даже на суде он держался с достоинством. И не отрицал своей вины... Если бы я мог тогда что-то сделать... — Матье горестно вздохнул. — Он...
— Был спокоен до самого конца. До тех пор, как его убили. И никого не винил в случившемся.
Матье кивнул и промолчал, отведя от убийцы взгляд. Едва ли она врала, слишком близко к истине все это было, и он легко мог представить, как Корнелий давит в себе страх, стараясь не заражать им окружающих, как шагает навстречу черной тени... Без пяти минут рыцарь, которого занесло в Братство... Кажется, тоже из-за мести. Чертов святоша умел находить нечто среднее между своей верой и работой, балансируя над пропастью и рискуя нарваться на непонимание, которое его мало заботило. Черная Рука не стала слишком сильно держаться за его жизнь, когда пришлось выбирать, и Аркуэн первая высказалась за его казнь. Безукоризненно полезная со своим фанатизмом альтмерка...
— Я понимаю, что уже поздно, но теперь все закончилось. Харберт мертв... — душитель краем глаза заметил, как полукровка втянула голову в узкие плечи. — Я немного слышал о той истории. Из третьих рук, но...
Судорожный всхлип прервал его слова, сплетавшиеся в нарочито неровную, полную неловкости фразу, и Матье замолчал, вновь вглядываясь в полукровку.
Спокойствие и благодушие дали трещину и осколками разлетелись в стороны под натиском старательно скрываемых до этого слез, рвавшихся откуда-то из глубины души. Закрыв лицо руками, Терис сжалась в комок, и худые плечи изредка вздрагивали от беззвучных рыданий.
Все правда. Харберт был законченным идиотом.
Душитель вздохнул и стиснул зубы, натягивая маску доброты. Успокоить ее, пока на них не начали оборачиваться, внимание ни к чему... И тихий скулеж полукровки раздражал слух, вызывая желание сбежать.
— Прости, я не хотел напоминать, — он осторожно дотронулся до нее и, почувствовав под толстой тканью дублета костлявое плечо, чуть было не отдернул руку. В таверне жарко, а она даже не расстегнула его, и рукава натянуты до конца. Видимо, есть, что прятать — часть шрамов он видел, про остальные остается только гадать. Мелкая, костлявая и не блещущая красотой ни по каким меркам. В ближайшем борделе можно было найти посимпатичнее, что обычно и делал норд. Или он чего-то не договаривал, презрительно отзываясь о полукровке, прятал симпатию за насмешкой... Слишком много вопросов и догадок, от которых мысли начинают путаться, вновь проваливаясь в полумрак комнаты, где осталась лежать матушка.