«Надо же, какая ирония, – подумал генерал. – Бедняги хотели показать мне тот же самый ролик, который им по моему приказу подкинул Гэб!..»
Дождавшись, пока машина скроется за горизонтом, генерал задернул шторы и отступил от окна.
Тейлору было искренне жаль Рассела и Тернера, но он не мог позволить, чтобы симпатия к двум жертвам обстоятельств порушила все его планы. Он немного лукавил, когда говорил, что противостояние Легиона и Синдиката нельзя назвать войной. На самом деле это конечно же была именно война, просто иного рода – тут не всегда решала пролитая кровь.
Куда важнее, кто первым сможет повесить эту кровь на другого.
Снаружи вновь послышался вой сирены. Это немного удивило генерала.
«Неужто копы решили вернуться? – думал он, снова возвращаясь в прихожую и подходя к окну. – Но зачем?»
Однако это была уже другая машина, патрульная, размеченная по всем правилам. И копы из нее вышли в форме, а не в штатском.
Когда они позвонили в дверь, Тейлор медленно потянул ручку на себя.
– Добрый вечер, сэр, – сказал один из офицеров, поправляя фуражку. – От вас поступил звонок в службу «девять-один-один». Где подозреваемые?
Что на это ответить, Тейлор сообразил далеко не сразу.
* * *
* * *
Полумрак успокаивал, даже немного расслаблял.
Глен Богут сидел в старом громоздком кресле и скользил взглядом по многочисленным мониторам, которые занимали все свободное пространство от столешницы до самого потолка. Это напоминало сцену из старого киберпанковского фильма – за тем лишь исключением, что из электроники на главном герое были разве что громоздкие часы на левом запястье, металлический браслет которых блестел в тусклом свете единственной закрепленной под потолком люминесцентной лампы.
Каждый монитор отвечал за три камеры, и потому таймер приложения каждые две секунды синхронно переключался с одной на другую, чтобы у Богута была возможность следить за всеми закутками старой гостиницы. Лишь на том экране, что находился в самом центре, картинка не менялась. Эта камера была направлена на «виновниц торжества» – Марину и Джулию. То, что сестра Мамонта жива, выдавала лишь ритмично вздымающаяся и опускающаяся грудь. А вот русская непоседа совершенно точно была в сознании – хлопая длиннющими ресницами, она отчаянно грызла видавший виды кляп.
«Завидное упорство. Пусть и бессмысленное…»