– Нет, я не за одеждой, – Ханна улыбнулась. – Бери, что хочешь, пользуйся… Я не в обиде. Я хотела бы кое-что из личных вещей… Фотографии, альбомы…

Лола вопросительно посмотрела на Чака.

– В гараже, – пояснил он. – Мы ничего не портили и не выбрасывали. Я все снес в гараж.

– Я могу…

– Конечно! Пошли, я провожу…

– Спасибо. Я сама.

– Лола будет готовить завтрак. Поешь с нами?

– Я уже ела, благодарю. Не обращайте на меня внимания, я разберусь.

Альбом с фотографиями лежал в картонном ящике с книгами. Семейные фото нашлись отдельно от рамок, перевязанные шнурком. Рамки хозяйственный Чак приготовил под растопку. Книги отца, мамины книги, ее книги. Лэптопы тоже оказались здесь, вместе со старой «Нинтендо» и «Плейстейшн» брата.

Ханна почувствовала, как глаза наполняются слезами, и закусила губу.

Она взяла только общее фото всей семьи, старую карточку, где мама с папой совсем молодые стояли возле главного корпуса MTI, и свой школьный альбом.

Из гостиной доносился смех, звякала посуда (наверное, любимая мамина, с красными маками), пахло едой и немного дымом. Ханна проскользнула мимо прикрытых дверей и вышла, не прощаясь.

Судя по всему, эти двое успеют оставить после себя двоих здоровых детей. Можно биться об заклад, что Лола уже носит в себе оплодотворенную яйцеклетку, только еще об этом не знает. Чак – парень обстоятельный, да и она вполне зрелая девушка. После их смерти, через три года, дети попадут в ясли, где за ними присмотрят воспитатели. Правда, этим воспитателям самим сейчас лет по двенадцать, но к тому времени…

А ведь есть еще болезни, подумала Ханна, садясь на велосипед. Прививок больше нет, антибиотики начнут постепенно сдыхать по сроку годности, а те киды, кого сейчас учат уму-разуму студенты-медики, никогда не станут настоящими врачами.

Вскоре царапина станет опаснее рака и инсульта, потому что рак у молодых редкость, а пораниться легче легкого. А зубы? Что делать с зубами без дантистов? А переломы? А проблемы с желудком? Что делать с техникой, которая будет ломаться? Что делать с разбитыми окнами, если никто не изготавливает стекла? Что будет, когда иссякнет топливо и генераторы остановятся навсегда? Что делать со знаниями – любыми знаниями – если нет времени их накопить и передать?

Одичание наступит не через двадцать лет – лет через пять-шесть, через десять, если повезет, и идея Грега сделать умение читать обязательным – это попытка представить выигранным бой, что вчистую проигран, еще не начавшись. Заранее проигран по исходным условиям.

Чтение бессмысленно, если слова утратят смыслы и станут просто буквами и звуками. Их будут произносить не понимая значения, как молитвы на чужом языке. Так что, действительно, наше будущее – племена, вожди, шаманы, охота и собирательство. Все как в Музее естественной истории в Нью-Йорке. Ей всегда нравился зал с фигурами первобытных людей, но кто же мог предположить, что человечество вернется к этому?