В руках он держал ноутбук и чехол с фотокамерой.

– Вы журналист? – спросил я.

– Да, – кивнул он, – я из Рейтер. Работал на встрече министров ОПЕК и возвращался домой, но теперь, похоже, пропущу свой самолет. – Журналист огляделся по сторонам. – Интересно, куда сейчас поставят прессу?

Мой собеседник зашагал прочь, огибая толпу, чтобы попасть к концу барьера. Я следовал за ним на некотором расстоянии, но услышал, как он быстро говорит по-французски с жандармом. Тот показал в другую часть терминала, и журналист устремился в ту сторону.

Барьер установили до поворота в ВИП-зону, и что творится там, разглядеть не получалось. Вслепую я прыгнул на место, которое запомнил в первый свой приезд. В самом конце коридора, у выхода на посадку, стояли люди.

Я выглянул в окно и на рулежной дорожке, ярдах в ста от выхода на посадку, увидел самолет «Эйр Франс». Переднюю дверь открыли, но трап к ней не подкатили. В бинокль я увидел у двери мужчину с автоматом вроде «узи». На голове у мужчины был бордовый пакет с вырезанными отверстиями для глаз. Террорист смотрел вперед, будто бы прямо на меня. Вот он повернул голову налево, к кабине пилотов, потом направо, к пассажирам.

Я направил бинокль на иллюминаторы кабины: там неподвижно сидели пилоты. На всех иллюминаторах пассажирских салонов опустили шторки.

Услышав крик, я посмотрел на выход на посадку. Мужчина в форме обратился ко мне сначала на арабском, потом на французском. Я оглянулся на дверь самолета, запоминая каждую деталь. Застучали шаги – кто-то ко мне приближался. Оторвав взгляд от окна, я увидел двух Дарак эль-Ватани: они шли ко мне, и с ними был мужчина, похожий на военного.

Я посмотрел в окно: в тени терминала стояла тележка для перевозки багажа. Я прыгнул к тележке и спрятался за нее, чтобы меня не увидели из ВИП-зоны.

Глядя в бинокль на дверь самолета, я ждал удобного момента. По сути, я уже увидел достаточно, чтобы прыгнуть в самолет, но ведь я окажусь рядом с террористом. Хорошо, если он один, а если у него есть сообщники, мне нужно об этом знать.

Если ошибусь, погибнет много заложников.

Колени вдруг задрожали. Дэви, что ты творишь, черт подери?

Я вдруг почувствовал всю серьезность, самонадеянность и опасность своей затеи. Почувствовал и испугался так, что заболел живот и сбилось дыхание. Может, отступиться, пока не поздно?

Один взгляд на бетонированную площадку, неотличимую от той, на которой погибла мама, и сомнения отпали. Я буду осторожен. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не дай мне ошибиться! Я толком не понимал, к кому обращаюсь, но мне стало легче.